Душевное состояние мистера Димсдейла в этот момент отличала одна особенность – устремляя взгляд в точку зенита, он в то же время видел, что маленькая Перл пальцем указывает на Роджера Чиллингворта, стоявшего поодаль от эшафота. Священник словно видел его, хотя глаза его неотрывно глядели на чудесное явление буквы. Чертам лица доктора, как и всем предметам вокруг, свечение метеора придавало какой-то новый облик и новое выражение, а может быть, доктор просто неосторожно приоткрыл то, что в другое время так тщательно скрывал, – ненависть, которую он чувствовал к своей жертве. Казалось, зарево, зажегшее небо и осветившее всю землю, напоминало Эстер Принн и священнику о Страшном суде, а Роджер Чиллингворт, стоявший неподалеку со злорадной ухмылкой на лице, – это сам враг рода человеческого, поджидающий свою добычу. Так выразительна была его ухмылка, так потрясла она священника, что ему почудилось, будто она осталась начертанной на темном своде небесном даже после того, как метеор, сверкнув, исчез, моментально утянув за собой в небытие улицу со всем, что на ней было.
– Кто этот человек, Эстер? – еле выговорил священник: от ужаса он почти онемел. – Меня от него бросает в дрожь! Ты его знаешь? Я ненавижу этого человека, Эстер!
Но она, помня свою клятву, молчала.
– Говорю тебе, лицо его меня повергает в трепет! – продолжал священник. – Кто это такой? Неужели ты не поможешь мне? Когда я гляжу на него, меня неизвестно почему охватывает ужас!
– Пастор, – произнесла малютка Перл, – я могу сказать тебе, кто это.
– Скажи поскорее, дитя! – сказал священник, приближая ухо к самым губам ребенка. – Скорее! Скажи это как можно тише, шепотом!
Перл прошептала ему на ухо нечто осмысленное и похожее на внятную речь лишь внешне, а по существу являющееся чепухой, абракадаброй, которой, часами балуясь, могут развлекаться дети. Так или иначе, но даже если в сказанном ею и содержались какие-то тайные сведения о Роджере Чиллингворте, то были они на языке эрудиту-священнику неизвестном и лишь усилили его замешательство. Девочка-эльф.
– Так ты смеешься надо мной? – пробормотал священник.
– Ты струсил, ты поступил нечестно! – отвечала девочка. – Ты не пообещал держать меня и маму за руку завтра утром!
– Достопочтенный сэр! – вскричал доктор, успевший за это время приблизиться к помосту. – Благочестивый мистер Димсдейл, неужто это вы? Вот история так история! Мы, люди науки, так глубоко зарываемся в книги, что за нами нужен глаз да глаз. Бодрствуя, мы грезим, во сне способны ходить! Пойдемте, добрый сэр, друг мой, пойдемте, молю вас, разрешите мне проводить вас домой!
– Как вы узнали, что я здесь? – боязливо вымолвил священник.
– Даю вам честное слово, – отвечал Роджер Чиллингворт, – что я не имел об этом ни малейшего понятия. Я добрую половину ночи провел у одра почтенного губернатора Уинтропа, употребляя все мое слабое умение, чтобы облегчить его страдания. Он отправился в лучший мир, ну а я – к себе домой, когда по пути вдруг увидел этот странный свет. Пойдемте со мной, преподобный отец, умоляю, иначе вы не сможете служить утреннюю субботнюю службу. Нет, вы только подумайте, как будоражат ум эти книги! О книги, книги! Вам, добрый сэр, надо заниматься поменьше, давать себе отдых, а не то эти ночные кошмары совсем вас одолеют!
– Я пойду с вами, – сказал мистер Димсдейл.
Понурый, замерзший, совершенно разбитый, словно очнувшийся после дурного сна, он отдался в руки доктора и позволил себя увести.
Однако на следующей же службе, в субботу, произнося проповедь, он говорил так ярко и с такой силой, будто само Небо вдохновляло его и предсказывало слова, слетавшие с его уст. Не одна душа, а многие, многие души, как говорят, были наставлены на путь истинный этой проповедью, за что всю жизнь потом были признательны мистеру Димсдейлу, испытывая к нему глубочайшую благодарность. Но когда он спускался с кафедры, поджидавший его седобородый сторож протянул ему черную перчатку, которую священник признал своей.
– Ее сегодня утром нашли, – сказал сторож, – на позорном помосте, куда грешников ставят. Сатана ее туда подбросил, так я думаю. Грязную шутку с вашим преподобием сыграть вздумал. Но глуп он, как всегда. Глуп и слеп. Руке человека безгрешного скрываться под перчаткой ни к чему!
– Благодарю вас, добрый друг мой, – сказал священник тоном серьезным и спокойным, хотя душа его содрогнулась, ибо такими путаными были воспоминания о прошлой ночи, что он почти готов был поверить, что все произошедшее ему почудилось. – Да, кажется, это и правда моя перчатка.
– Ну а если Сатана посмел, ваше преподобие, выкрасть ее у вас, – с невеселой улыбкой заметил старый сторож, – то вам уж надлежит ему впредь спуску не давать, обходиться с ним круто, без перчаток! А слыхали вы, ваше преподобие, какое знамение ночью явлено было? Огромная алая буква на небе, буква «А». То есть «ангел», мы так это поняли. Ведь добрый наш мистер Уинтроп, губернатор, прошлой ночью скончался, к ангелам отошел. Видно, об этом знамение и известить нас было послано.