Размышления его были прерваны стуком в дверь, и священник сказал: «Войдите!» Он подозревал, что его не слишком удивило бы даже появление на пороге злого духа. Так и оказалось. В кабинет вошел Роджер Чиллингворт. Священник стоял бледный, безмолвный, положив руку на древнееврейское Священное Писание, другой рукой держась за сердце.
– Добро пожаловать домой, сэр! – молвил доктор. – В каком состоянии нашли вы благочестивого проповедника Элиота? Но вы так бледны, дорогой сэр, должно быть, прогулка по дикому лесу оказалась вам не по силам. Не нуждаетесь ли вы в моей помощи, чтобы к вам вернулись силы и бодрость, необходимые для произнесения проповеди ко дню выборов?
– Нет, не думаю, что мне это требуется, – отвечал преподобный мистер Димсдейл. – И прогулка моя, и общение со святым пастором, и свежий воздух, который я наконец вдохнул после столь длительного сидения в духоте кабинета, пошли мне только на пользу. Кажется, отныне я больше не нуждаюсь в ваших снадобьях, добрый мой доктор, хотя они, несомненно, хороши и подает мне их рука друга.
Все это время Роджер Чиллингворт глядел на священника серьезно и внимательно, как обычно смотрит врач на пациента. Но, несмотря на отсутствие какого бы то ни было внешнего выражения, пациент был почти убежден в том, что старик знает или по меньшей мере подозревает его в том, что он встречался и говорил с Эстер Принн. Доктор знал, что в глазах священника он теперь вовсе не его друг, а злейший враг. Раз оба они это знали, стало быть, часть этого знания непременно должна была проявиться. Но поистине удивительно, сколько времени порою требуется для того, чтоб очевидная мысль облеклась в слова, и как долго можно избегать щекотливой темы, если собеседники решили это сделать, без опаски балансируя на самой грани, а потом все же отступить, так и не коснувшись темы. Потому священник и не опасался, что Роджер Чиллингворт заговорит без обиняков об истинном их отношении друг к другу. Но доктор исподволь подобрался слишком близко к их тайне, и это пугало.
– Все же не лучше ли будет вам, сэр, сегодня вечером воспользоваться моим искусством? – спросил доктор. – Ведь надо особо постараться, чтоб завтра на церемонии вы были бодры и в добром здравии. Народ ждет от вас великих деяний, страшась мысли, что в следующем году их пастор может их покинуть.
– Да, перейдя в иной мир, – смиренно, как и подобает человеку набожному, отвечал священник. – Надо надеяться, что тот мир окажется лучше, в чем порукой нам Небеса. Положа руку на сердце, не думаю я, что пробуду с моей паствой еще год. Что же до ваших лекарств, добрый сэр, то в теперешнем моем состоянии надобности в них нет.
– Рад слышать, – отозвался доктор. – Все средства, которые я применял, казалось бы, впустую, наконец начали действовать. Я был бы счастливейшим из людей, достойным благодарности всей Новой Англии, если б смог вас вылечить!
– Благодарю вас от всего сердца, мой бдительный друг, – с важностью проговорил преподобный Димсдейл и улыбнулся. – Благодарю, но за все благодеяния ваши я могу воздать лишь молитвами.
– Молитвы достойного добродетельного человека дороже золота, – заметил Роджер Чиллингворт уже в дверях. – Они и есть золото. Это золотые монеты, что в ходу в Граде Небесном, Новом Иерусалиме, и чеканит эти монеты сам Господь.
Оставшись один, священник позвал служанку и попросил подать ужин, а когда еда была принесена, он съел ее с огромным аппетитом. Поужинав, он бросил в огонь написанные страницы проповеди ко дню выборов, и начал работу заново, причем делал это удивительно легко: мысли, теснясь, свободно находили выражение, слова лились потоком и ложились на страницу, охваченные таким искренним чувством, что он заподозрил источником своего вдохновения помощь Небес и лишь удивлялся тому, что для передачи божественной гармонии своих великих откровений Небеса выбрали столь слабый и недостойный инструмент. Но, не пытаясь разгадать загадку, так и оставшуюся неразгаданной, он продолжал работать усердно и вдохновенно, торопя часы. Ночь летела, как крылатый конь, а он скакал на этом коне; потом конь умчался, наступило утро, сквозь шторы на окнах просочился розовый свет; наконец, взошло солнце, и золотой солнечный луч, скользнув в кабинет, прыснул светом прямо в утомленные глаза священника. Он все еще сидел за столом, зажав в руке перо среди груды исписанных листов.
Глава 21
Праздник в Новой Англии
Утром того дня, когда народу предстояло вручить полномочия новому губернатору, на рыночной площади появилась и Эстер Принн вместе с маленькой Перл. На площади уже толпились ремесленники и прочие простолюдины, среди которых выделялись, в частности, и люди в одеждах из оленьих шкур – косматые обитатели окрестных лесных поселений.