– Как я и полагал, – заметил лекарь. – И теперь что ты сделаешь со мной из-за этого человека?
– Я должна раскрыть твой секрет, – твердо откликнулась Эстер. – Он должен узнать твою истинную суть. И мне не ведомо, каков будет итог. Но старый долг доверия между мной и тем, кому я стала несчастьем и разрушением, должен быть наконец выплачен. До сих пор во всем, что касается сохранения его честного имени и земного положения, возможно, даже его жизни, он находится в моих руках. И я не могу – я, кого алая буква заставила познать истину, пусть даже истину раскаленного клейма, что входит в душу, – я не могу позволить ему жить в подобной жуткой пустоте, я буду умолять о милости. Делай с ним, что пожелаешь! Ни его, ни меня, ни нас не ждет ничего хорошего. И не узнать добра нашей маленькой Перл. Нет пути, что вывел бы нас из этого жуткого лабиринта.
– Женщина, я почти могу тебя пожалеть, – сказал Роджер Чиллингворс, не в силах сдержать восхищения, поскольку в выраженном ей отчаянии сквозило почти величие. – В тебе заключены великие компоненты. Возможно, повстречай ты раньше лучшую любовь, чем моя, этого зла не случилось бы. Я жалею тебя, поскольку в тебе пропало великое благо природы.
– И я тебя, – ответила Эстер Принн. – За ненависть, превратившую мудрого и честного человека в дьявола! Не можешь ли ты очиститься и снова стать человеком? Если не ради него, то вдвое больше ради себя самого! Прости и оставь дальнейшее наказание на волю Силы, что владеет им! Я сказала, что сейчас не может быть доброго исхода ни для него, ни для тебя, ни для меня, мы вместе бродим по мрачному лабиринту зла, спотыкаясь на каждом шагу о вину, которой сами же усыпали свой путь. Но это не так! Может быть добрый исход для тебя и только для тебя, поскольку тебе причинили сильнейшее зло, но ты можешь пожелать его простить! Неужели ты не воспользуешься этой единственной привилегией? Неужели откажешься от бесценной милости?
– Замолчи, Эстер… Замолчи! – с мрачным упрямством ответил старик. – Не мне вас прощать. Я не обладаю той силой, которую ты мне приписываешь. Моя старая вера, давно забытая, возвращается и объясняет мне все, что мы делаем, и все, от чего страдаем. Первый раз сбившись с пути, ты посеяла семя зла, но с тех пор все было лишь темной неизбежностью. Вы, причинившие мне зло, не согрешили, лишь поддались определенной и типичной иллюзии, да и я не похож на дьявола, вершащего дьявольские дела. Все это наша судьба. Так пусть же темный цветок распустится, как предначертано! А теперь иди, куда хочешь, и говори, о чем пожелаешь, с упомянутым человеком.
Он махнул рукой и снова вернулся к собиранию растений.
15
Эстер и Перл
Итак, Роджер Чиллингворс – деформированная старая фигура с лицом, преследовавшим людей в воспоминаниях дольше, чем им бы того хотелось, – отошел от Эстер Принн и поковылял дальше, низко склоняясь над землей. Тут и там он срывал какое-нибудь растение или выдергивал корень и складывал их в корзину, висевшую на его руке. Серая борода его почти касалась земли, когда он шел. Эстер еще немного посмотрела ему вслед, с почти фантастическим любопытством пытаясь заметить, не вянут ли под его ногами нежные травы ранней весны, желтея и съеживаясь в окружении прочей радостной зелени. Она размышляла, что за растения старик так старательно собирает. И не ответит ли ему земля, пробужденная к злому делу его горящим взором, отравленными листьями видов, доселе неизвестных, что вырастут прямо под его пальцами? Или его цели будет достаточно уже выросших трав, которые от его прикосновений превратятся в нечто вредоносное и пагубное? А солнце, так ярко светящее всем остальным, действительно ли касается его своими лучами? Или же, как сейчас ей казалось, его фигура окутана кругом странной тени, которая двигается вместе с ним, куда бы он ни пошел? Да и куда он шагал? Не нырнет ли он внезапно под землю, оставив сожженную и дымящуюся точку, в которой с течением времени можно будет увидеть ядовитый паслен, кизил, черную белену и любые иные отравленные побеги, свойственные местному климату, распустившиеся с отвратительной пышностью? Или он расправит крылья летучей мыши и улетит прочь, становясь тем уродливее, чем выше поднимается к небесам?
– Будь то грех или нет, – горько сказала Эстер Принн, все еще глядя ему вслед, – я ненавижу этого человека!