Когда на следующий день армия Тюдора вновь отправилась в путь, Генри с улыбкой скакал впереди и всем объяснял, что Джаспер уехал встречаться с новой группой их сторонников, имеющих целую армию, которую его дядя, скорее всего, приведет прямо в Атерстоун. Это известие весьма обрадовало тех валлийцев и англичан, которые уже успели вступить в отряды Генри и принести ему присягу верности. Швейцарские же офицеры отнеслись к сообщению Тюдора равнодушно — их наняли всего лишь учить солдат воинскому искусству, и теперь было уже поздно тренировать кого-то новенького; кроме того, дополнительная численность войска может, конечно, оказаться полезной в бою, однако плату свою эти офицеры уже получили, так что им совсем не на руку было участие лишних людей в дележе общей добычи в случае победы. Особого восторга не выразили и французские уголовники, которые согласились сражаться только затем, чтобы освободиться из заключения, а заодно и поживиться. Глядя на своих людей, Генри Тюдор храбро улыбался, но не мог не осознавать, что его дело им совершенно безразлично.
20 АВГУСТА 1485 ГОДА. ЛЕСТЕР
Генри Перси, граф Нортумберленд, со своим трехтысячным войском примкнул к армии короля в Лестере. Когда его провели к Ричарду, тот обедал, устроившись в высоком кресле под государственным флагом.
— Садись и пообедай вместе со мной, — предложил король Нортумберленду, указывая на место рядом с собой.
Приняв приглашение с довольной улыбкой, граф присоединился к трапезе.
— Ну как, готов ли ты выступить завтра?
Перси озадаченно посмотрел на Ричарда.
— Как, прямо завтра?
— А почему нет?
— В воскресный день?
— Мой брат пошел в бой даже в Пасхальное воскресенье, и Господь с улыбкой благословил его. Так что именно завтра!
Граф вытянул руки над принесенным слугой тазом, и тот, полив на них водой из кувшина, мягко вытер их полотенцем. А Перси с удовольствием отломил кусок мягчайшего белого хлеба, откусил, хрустя чудесной корочкой, и промолвил:
— Мне очень жаль, милорд, но мы слишком долго сюда добирались, мои люди устали. До завтра они не успеют хорошенько отдохнуть. Я и так без конца торопил их, пока мы спускались сюда по горным дорогам и тропам; солдаты измучены, они совершенно неспособны к активным действиям.
Король медленно поднял глаза, долго смотрел на графа из-под темных бровей, потом произнес:
— И что же, ты проделал весь этот путь только для того, чтобы просто постоять в сторонке и понаблюдать, как дерутся другие?
— Нет, милорд. Я же поклялся быть вместе с вами, когда начнется сражение. Но завтра — это слишком скоро; мне придется уговаривать своих людей воевать хотя бы у вас в арьергарде, поскольку выйти в первых рядах они просто не в состоянии. Повторяю: они совершенно измучены.
Ричард улыбнулся, словно уже знал наверняка, что Генри Перси пообещал Генри Тюдору сидеть рядом с королем, но ничего не предпринимать.
— Хорошо, в таком случае ты возьмешь на себя арьергард, — заключил Ричард. — Тогда я буду уверен, что с тыла мне ничего не грозит, раз его защищаешь ты. Итак, — возвысив голос, обратился король ко всем присутствующим, и все головы разом поднялись над столом, — завтра утром, милорды, мы выступаем. — Его голос звучал на редкость спокойно, руки не дрожали. — Завтра утром мы сокрушим этого мальчишку вместе с его жалким войском.
ВОСКРЕСЕНЬЕ, 21 АВГУСТА 1485 ГОДА
Генри Тюдор тянул время, упорно ожидая возвращения Джаспера, а пока приказал своим пикинерам потренироваться в применении нового приема; впервые им воспользовались швейцарцы всего каких-то девять лет назад в схватках с великолепной бургундской кавалерией. Этому приему швейцарские офицеры сумели обучить даже неуправляемых французских уголовников, а затем упорной практикой довели навык почти до совершенства.
Сам Генри вместе с несколькими рыцарями изображал атаку вражеской кавалерии.
— Осторожней, — предупредил Генри графа Оксфорда, скакавшего на огромном боевом коне по правую руку от него. — Если вздумаете идти напролом, они попросту проткнут вас насквозь.
— Вот и хорошо! — рассмеялся де Вер. — Значит, они свою задачу усвоили.
Итак, полдюжины всадников приготовились, выждали, а затем по команде «В атаку!» ринулись вперед, сначала рысью, затем легким галопом, переходящим в бешеный кавалерийский галоп.
Того, что случилось потом, никто и никогда еще в Англии не видывал. Прежде воин-пехотинец, оказавшись лицом к лицу с кавалерийской атакой, либо попросту втыкал свою пику или копье в землю острием вверх, надеясь, что проткнет брюхо хотя бы одной лошади, либо, точно безумный, кидался на кавалериста, наносил копьем совершенно безнадежный колющий удар, а сам, обхватив голову руками, тут же испуганно нырял вниз. Но чаще всего пехота просто бежала, бросив оружие и не выдержав страшного натиска кавалерии. И кавалерия — особенно при хорошем командире — почти всегда прорывала цепи пехотинцев; лишь очень немногие решались противодействовать этому ужасу, однако и самым смельчакам было не устоять перед бешено мчащимися конями.