Обычно я была слишком застенчива, чтобы спрашивать дальше. Но моя естественная интроверсия подавляется воспоминанием об обиженных глазах Джереми и страхом, что я ненароком сделаю или скажу что-нибудь еще обидное.
— Эм, Эйвери?
Мы почти пересекли наклонную лужайку, ведущую к художественному залу. — Если есть какая-то история о нашем доме, было бы действительно полезно узнать об этом, чтобы я не сделала еще чего-нибудь глупого, что могло бы кого-то расстроить.
Эйвери пожимает плечами.
— На самом деле, ничего особенного. У всех старых мест в округе есть своя история, ты знаешь? Ее взгляд скользит в сторону.
— Итак, что за история с моим?
Она смотрит на меня так, словно предпочла бы промолчать, но знает, что я этого не оставлю. — Твой дом принадлежал семье Мариньи с тех пор, как кто-либо помнит, но он уже несколько десятилетий находится в руинах, и даже дольше, чем кто-либо жил в нем.
Она оглядывается, как будто хочет убедиться, что никто не слышит, затем наклоняется и понижает голос. — Дело в том, что несколько месяцев назад родители Джереми оба погибли в автокатастрофе. Это было ужасно. Моя тетя работает медсестрой в больнице, и она сказала, что тела были так изуродованы, что их едва могли опознать. У Джереми нет ни братьев, ни сестер, а у его родителей никогда не было много денег. Продажа особняка Мариньи — это все деньги, которые у него остались.
Я чувствую, как унижение ползет по моему позвоночнику, как жук-ванька-встанька.
— Получается, я просто посмеялась над мальчиком сиротой, чей дом я украла.
Она мгновение смотрит на меня, затем разражается смехом.
— Ну, — говорит она, — если посмотреть с этой точки зрения.
— По крайней мере, это объясняет, почему все так смотрят на меня. Спасибо, что сказала мне, Эйвери.
Я улыбаюсь ей и поворачиваюсь к художественному залу.
— Харпер, подожди.
Когда я поворачиваюсь, она переминается с ноги на ногу, как будто пытается решить, говорить или нет. — Ты должна знать. История с особняком Мариньи связана не только с автокатастрофой или погибшими родителями.
— Тогда с чем ещё?
Она неловко наклоняет голову и снова переминается с ноги на ногу. — Ты же знаешь, что Дипуотер реально древний городок, верно? Например, тот особняк, который вы купили — он такой старый, что здесь никто даже не знает правды о нем больше.
— Конечно.
Я смотрю на нее в ожидании.
— Так вот, эта история просто то, что все слышат, знаешь ли, в детстве. Говорят, что там давным-давно случилось что-то плохое. Погибли люди. И что после этого на дом было наложено проклятие, как древнее вуду.
Мои глаза немного выпучиваются.
— Древнее вуду? Серьезно?
Она кивает.
— История гласит, что до тех пор, пока особняк Мариньи останется семье, проклятие будет сдерживаться, и никто больше не умрет. Но если бы он был продан… — Ее голос замолкает, и она извиняющимся жестом пожимает плечами.
— О, прикольно.
Я стараюсь сохранять легкомысленный тон, но я бы солгала, если бы сказала, что мое сердце немного не остановилось при этом. У меня было достаточно смертей, чтобы хватило на целую вечность. — Ну, я думаю, что у каждого старого места здесь есть своя история, как ты и сказала.
— Может быть.
Я реально не хочу больше слушать никаких историй, но мы зашли так далеко, и что-то в ее голосе говорит о том, что она еще не совсем закончила. — Тогда продолжай. Расскажи мне до конца.
Эйвери встречается со мной взглядом, и теперь на ее лице нет и намека на смех.
— Это не Джереми решил продать дом. Это были его родители. Они тоже были очень рады этому. В тот вечер, когда они подписали бумаги, они отправились в местную придорожную закусочную. Купили выпивку на весь бар. Они сказали всем, что вносят первый взнос за квартиру в Билокси. Время оставить прошлое позади, сказали они, и двигаться дальше.
Я чувствую холод в спине.
— Они даже не добрались до дома.
Слова Эйвери ощущаются, как первое холодное прикосновение зимы. — Они выехали из придорожной закусочной и разбились, не проехав и мили по дороге. Это случилось в тот самый день, когда они передали особняк Мариньи твоей семье. Вот и все, Харпер. Вот и вся история. Вот почему все так смотрят на тебя. Они думают, что ты живешь в проклятом доме, и им всем интересно, что будет дальше.
Глава 2
Вуали
Настоящее облегчение — войти в тихий художественный зал. У учительницы милое лицо и чудаковатый вид, и она, к счастью, не замечает моего статуса новичка.
— Я мисс Кэлун, — говорит она тихим голосом, ведя меня мимо других студентов к мольберту. — Мы работаем над техникой наслоения, которая станет фоном для нового произведения. Выбери акварель и нанеси ее слоями, как вуаль.
Она демонстрирует, затем окидывает меня беглым взглядом. — Возможно, ты захочешь завязать волосы.