Алая маска

При виде его добродушной физиономии меня отпустило мелькнувшее было нехорошее предчувствие того, что Маруто пришел предупредить меня о неминуемом аресте. Горло мне сдавило, и я не смог даже произнести необходимых слов приветствия; но Маруто, и сам не слишком разговорчивый, не обратил не это внимания. Он протиснулся в крохотную мою камеру – такую же точно, как у него и у остальных следователей, и, взглядом испросив разрешения, присел к столу.

– Хотел справиться, благополучно ли вы добрались тогда до дому, – пояснил он свой визит. – Мне показалось, что вы неважно себя почувствовали после нашей трапезы. Да и немудрено, почти сутки на ногах, работа напряженная…

Я хотел было отделаться незначащей фразой о том, что все со мной в порядке, но вдруг, повинуясь какому-то порыву, подался к Людвигу и с отчаянием в голосе выкрикнул:

– Прошу вас, выслушайте меня, Маруто!

И сбиваясь, то и дело путаясь в подробностях, теряя голос и поминутно откашливаясь, рассказал ему о событиях минувшей ночи. Обойдя, однако, в своем рассказе, по вполне понятным причинам, эротические сцены с рыжеволосой красоткой. Я не стал упоминать про них еще и потому, что был не совсем уверен в том, что грешил с этой загадочной бестией наяву, что это эротическое приключение не привиделось мне от действия дурмана. Людвигу я просто сказал, что за столом, ожидая визита дамы, назначившей мне свидание, я выпил вина, у меня закружилась голова, я лег в постель и заснул, а наутро нашел труп.

На что я рассчитывал? Возможно, в глубине своего сознания я наивно надеялся, что, выслушав о моих злоключениях, Маруто улыбнется, потреплет меня по плечу и заверит, что все не так плохо, загадочные эти события каким-то чудесным образом разъяснились, и подозрения с меня сняты, я могу спокойно работать…

Однако по мере моего рассказа Маруто-Соколь-ский все более мрачнел. Он не прерывал меня, не задавал уточняющих вопросов и никак не выражал своего отношения к услышанному. Я был безмерно благодарен ему за это, но по лицу его отчетливо видел, что положение мое он считает непоправимым.

– И вы не знаете, что сталось после того, как вы покинули ту гостиницу? – недоверчиво (как мне показалось) спросил он наконец.

– Как бы я узнал это? – развел я руками. – Ведь стоит мне явиться туда, как я с головой себя выдам! Что мне делать, Маруто? Дайте совет…

Маруто отвернулся и долгим взглядом уставился в окно, рассматривая лепнину на стене дома напротив. Я ждал, уже совершенно отчаявшись, без надежды на какое-либо сочувствие, готовый к тому, что вот сейчас он, единственный человек, на помощь которого я рассчитывал, поднимется и уйдет, не желая иметь ничего общего с запятнавшей себя личностью… То есть – мною.

Но Людвиг, ощутив, наверное, что молчание затянулось, посмотрел мне в глаза, положил свою ладонь на мою руку и ободряюще сжал ее.

– Можете положиться на меня, Алексей. Я сейчас же поеду в номера Петуховой и постараюсь все выяснить. И, можете быть уверены, никому ни словом не обмолвлюсь. Ждите меня. Только прошу вас: до моего возвращения ничего, слышите? Ничего не предпринимайте.

Он поднялся, лицо его выражало решимость, и мое сердце наполнило благодарное чувство. На миг мне почудилось, что не все так плохо, и Маруто непременно поможет. Я еще могу быть спасен…

Перед тем как выйти, он снова потрепал меня по руке:

– Буду так скоро, как только смогу. Поймаю пролетку. Ждите меня, – повторил он и распахнул дверь, намереваясь выйти, но на пороге столкнулся с секретарем.

– Господин Залевский вас просят к нему, – объявил служащий, и Маруто невольно оглянулся на меня с тревогой.

Вызов к руководителю прокуратуры мог означать в моем положении, наверное, только одно – меня раскрыли. Но тут же я спохватился, что в этом случае Залевский скорее не присылал бы за мной, а дал приказ приставам доставить меня к нему, чтобы предупредить мое бегство. Я шагнул за порог вслед за Маруто, и мы с ним разошлись по коридору в разные стороны: он – к лестнице, а я в глубь здания, к руководящим кабинетам. Сочувственная улыбка товарища несколько скрасила мне неприятный вызов.

Подойдя к высоким дубовым дверям, я поднял было руку, но постучать не успел – створка двери отворилась, и из кабинета, едва не налетев на меня, быстрым шагом вышел Плевич. Точно два бойцовых петуха, мы сблизились с ним, почти касаясь друг друга плечами, слыша дыхание друг друга; я, и без того расстроенный, молчал, не решаясь его поприветствовать, а он, по обыкновению вздернув голову, захлопнул дверь прямо перед моим носом, обошел меня и удалился прочь. Я не выдержал и оглянулся: Плевич быстро шел по коридору, с прямой спиной и высоко поднятой головой, и, хотя я не мог этого видеть, но не сомневался, что выражение лица у него высокомерно-торжествующее. Точно так же, как и меня, наш коллега обошел, не поприветствовав, и Маруто-Соколь-ского, задержавшегося у лестницы. Проводив взглядом Плевича, Маруто еле заметно покачал головой.