Алая маска

Что ж, выходит, часы у меня были украдены еще до моего приключения в гостинице, вполне может быть, что и прямо здесь, в «Трех великанах», когда я заходил сюда вместе с Людвигом Маруто пообедать. Напрягши память, я еще раз удостоверился, что в последний раз видел свой хронометр именно тут, за столом.

К сожалению, ставши в последние дни завсегдатаем этого увеселительного местечка, я мог со знанием дела констатировать наличие среди местной публики, да еще в изобилии, специалистов по облегчению чужих карманов.

Либо, если это не так, и я излишне суров к здешним обитателям, – то, значит… Значит, Соня лжет. Не было у Фомина часов, или пришел он сюда много позже, или же мои часы подложила ему она сама, и это может означать лишь то, что она в сговоре с моими преследователями, и что она опасна для меня даже более Фомина.

– А что, милая, здесь у вас в богоугодном заведении можно запросто опиуму достать? – спросил я небрежно. На ум мне пришло, что я так же, как и Гурий Фомин, стал жертвой отравления в ту роковую для меня ночь, вот только где мне опиуму подмешали, тут или уже в гостинице, неизвестно. Могли и тут, если вспомнить, как сильно помутилось у меня в голове от рюмки листовки, поданной из местного буфета.

Соня пожала плечами:

– Можно достать…

Она явственно смутилась, и я решил не углубляться в неприятную для нее тему.

Что ж, итог моих самочинных разысканий в трактире «Три великана» был неожиданный, но малоутешительный. Гурия Фомина я так и не нашел, и даже не знал теперь, где его искать.

– Есть ли у тебя где укрыться? – спросил я девушку, которая, хоть и храбрилась из всех сил, но по всему было видно: на душе у нее кошки скребли.

Я уже имел удовольствие убедиться, что Гурий – человек отчаянный, импульсивный, делает прежде чем думает. И отягощать свою совесть еще и виной за то, что пострадает бедная Соня, было бы для меня слишком. Первым моим побуждением было укрыть девушку в том же месте, где намеревался я скрыться на время сам, – в каморке при анатомическом театре в больнице у Боткина, где служил (да и проживал постоянно там, на дворе, бобылем) мой старинный знакомец, судебный доктор Остриков.

Но по некоторому размышлению я отказался от этой идеи. Мои отношения с Остриковым, конечно, вполне позволяли напроситься в его каморку на ночевку и даже на постой, на неопределенное время. Порой бывало, что я засиживался у него за особо интересными опытами, штудируя заграничные журналы со статьями по медицине и криминалистике, и он от души – в том сомнений не было, – предлагал мне жесткую койку под одеялом из верблюжьей шерсти и стакан крепкого сладкого чаю с куском хлеба – обычную его вечернюю холостяцкую трапезу, а сам устраивался на потертом кожаном диване, бросив на него клетчатый плед и плоскую подушку со свалявшимся пером. И несмотря на близость – буквально за стенкой – мертвецких, где на низких широких нарах лежали, тесно друг к другу, обнаженные трупы, присланные для вскрытия, и где, казалось, самый воздух густ от флюидов страданий и ужаса, испытанного в предсмертные земные мгновения теми, чьи обезображенные тлением тела нашли последний приют в этих темных кладовых смерти, – несмотря на это мне было странно хорошо и уютно на жесткой остриков-ской койке. И даже тяжелый запах, текший из прозекторских, как бы старательно санитары ни намывали пол и столы щетками с карболкой, и неслышимый в ночной тишине выход газов из внутренностей мертвых тел не мешали мне испытывать странное умиротворение…

Но привести к старому отшельнику, пропахшему формалином, незнакомую ему молодую девушку и просить приютить ее, невесть на сколько, – было бы уж слишком. Да и неприлично, не говоря уже о том, что самой девушке соседство с разлагающимися мертвецами наверняка не придется по душе…

Что же делать?

И тут я вспомнил про майоршу Анну Теодо-ровну Кулебину. Тетка моя обещала, что Анна Тео-доровна сдаст жилье недорого; и хоть в данный момент денег у меня было негусто, я бы обязался погасить свой долг майорше в самое близкое время, если она пустит ненадолго Соню – переждать угрожающую ей опасность. Может быть, имя моей тетки откроет перед Соней двери майорской квартиры, надо только найти небольшую сумму на задаток.

Как ни храбрилась девушка, а беспокойство все же плескалось в ее глазах, и мне показалось, что она с облегчением восприняла мое предложение отправиться к майорше, но, безусловно, следовало дождаться утра, не будить же было почтенную Анну Теодоровну посреди ночи. Соня даже уверила меня в том, что у нее достаточно наличных средств для задатка, но я чувствовал себя обязанным погасить в дальнейшем, как только представится возможность, ее расходы.

Меж тем мы проговорили, видно, достаточно долго, так что в крошечное окошечко под потолком комнаты незаметно вползла утренняя влажная прохлада, окрашенная сероватой зарей.