Алая радуга

Найденное в овраге зерно Иван Якуня доставил в казенный амбар. Осип Куян, вначале державшийся смирно, под конец разозлился на Якуню, наговорил ему немало обидных и оскорбительных слов, отказался сгружать с телеги мешки и взвешивать их на весах. Терпение Якуни лопнуло, и он свел соседа к Федоту Еремееву, где Куян быстро остыл и даже прослезился. Посланные к нему во двор понятые, тщательно обследовав амбар и пригоны, подтвердили, что действительно никаких запасов зерна у него более нет. Тогда Федот Еремеев распорядился вернуть Осипу часть зерна, так чтобы хватило семье до нового урожая, и посоветовал впредь кулацкой брехни не слушать.

Этот факт, а также высказанные Серегой Бураном и Санькой Субботиным соображения о необходимости разыскивать самогонщиков не в селе, а в лесах Черной дубравы, заставили Рогова и Федота Еремеева перераспределить силы. Часть коммунистов, комсомольцев и активистов осталась на работе в комиссиях, но значительное большинство отправилось группами в леса.

Не прошло и дня, как в полевой загородке Андрона Чиликина мужики нашли три кадки с бардой, приготовленной для перегонки на самогон. Эти же мужики разыскали несколько кадок барды только-только замешанной в загородке Степана Синицына. В присутствии хозяина, пойманного с поличным, все содержимое кадок было выброшено в Каменное озерко на радость гольянам и карасям. У Михея Шерстобитова под посевами льна было выкопано из земли пять огромных сундуков, до верху наполненных пшеницей. Синицына и Чиликина за порчу муки сельский совет оштрафовал, но ни тот, ни другой не сказали, где и на чьем аппарате намеревались гнать самогонку. Выдать Большова они побоялись.

Серега Буран после дежурства в поскотине нигде не показывался. Возвращаясь со стадом из поскотины, Санька лишь изредка поздно вечером бывал в сельсовете. Там по-прежнему заседала комиссия, вела длинные переговоры с богатыми хозяевами о сдаче хлебных излишков. В прокуренном темном коридоре безотлучно дежурили активисты. Они не вступали в споры с кулаками, расступались, когда богатый хозяин, ни на кого не глядя, проходил в комнату комиссии. Иногда в коридор выходил Павел Иванович, отзывал кого-нибудь из активистов в сторону, что-то шепотом передавал, и те, бросив недокуренные цигарки, подтянув потуже кушаки, тотчас же исчезали. Илья Шунайлов и Фома Бубенцов после одного такого исчезновения привезли на подводе и внесли в сельсовет мешки с прогнившим и подернутым плесенью зерном, которые они выкопали в загумнах из навозных куч. Павел Иванович попытался выяснить, кому эти мешки принадлежали, но ни один из первоулочных богатеев их не признал.

Коротая время в ожидании поручений, мужики располагались в коридоре по-домашнему, кое-кто даже успевал всхрапнуть, расстелив на полу пониток, но чаще всего здесь происходило обсуждение проблем, волновавших умы бедноты. Все проблемы, большие и маленькие, имели единый корень — хлеб! Была ли это вспашка паров, разгром самогонщиков, обучение в вечерней школе по ликвидации неграмотности, отношения Третьей улицы с Первой, а также многое другое, чем жила в этот год Октюба, — все это исходило от главного корня. Особенно сильно начинал беспокоить предстоящий сбор и обмолот урожая.

В один из вечеров здесь, в коридоре сельсовета, Санька услышал на этот счет вполне, по его мнению, резонные рассуждения. Иван Якуня, уверовавший в чудесную силу трактора, во взаимную помощь бедноты и дружескую помощь городских шефов, говорил:

— Хлеба, наит, серпами сожнем. Нам энто дело привышное, от дедов идет. А вывезть снопы с полей, наит, нам опять же шефы помогут. Я об энтом с трактористом уж баял, парень он сердешный, обратно приехать посулился. Потому, наит, к первоулошным мы на поклон не пойдем.

— Пойдешь! — возразил ему молчаливый Михайло Чирок. — Сколь мы с ними, с первоулошными-то, не шумим, а пристегнет все же нуждишка, так и придется им в ноги падать.

— Теперича падай не падай, толку не будет! — добавил Фома Бубенцов. — Опосля нынешних заготовок они нам расчет произведут. Попадись-ко к тому же Максиму Ерофеевичу, попроси у него коня либо телегу, так он такой кукиш вывернет — не возрадуешься! Так и скажет: в совете на меня за хлеб наступал, за самогонку преследовал, ну и топай отсюдов по команде аллюр три креста, а не то по загривку отвешу!

— Большов могет, без сумления! — согласился Якуня. — Только, наит, кукиш-то он посолит да сам же и съест.