Алая тигрица

Голые пыльные дороги Элмфорда лежали тихо в свете раннего утра, когда Рамсон в одиночестве проезжал мимо верхом. Его военно-морская форма была жесткой и новой, расшитой золотом и серебром. Это было похоже на сон – носить ее.

Он вернулся в Порт Сапфир, чтобы осмотреть корабль, на котором нашел логово Керлана. Вместо импровизированной лаборатории он обнаружил, что помещение было совершенно пустым, без единого признака того, что там кто-то когда-либо был. Шпионы, которых Керлан похитил в Брегоне, бывшие члены Ордена Ландыша, все бесследно исчезли.

Вот только след всегда оставался, и если кто-то и мог его вынюхать, так это Рамсон Острослов. Такая возможность представилась, когда король Дариас появился в его покоях неделю назад с предложением восстановить его во флоте. Они достигли своего рода соглашения. При инаугурации король Дариас объявил о создании специальной флотилии в составе флота, предназначенного для выслеживания и уничтожения того, что осталось от шпионов Керлана в Брегоне. Рамсон наблюдал за происходящим из тени.

Здесь в основном океан вызывал множество воспоминаний. На юге Брегона вода была теплее, и Рамсон вспомнил, как стоял на краю своего разрушенного дома у пляжа, мечтая о том дне, когда фигура, которая была его отцом, вернется к нему и его матери.

Шаги его лошади по песку были мягкими, и вскоре он заметил холм. Костяшки его пальцев на поводьях побелели. Его отец не солгал; он мог разглядеть белые верески, резко и бодро ожившие на пустынном берегу.

Рамсон поспешил и направился к холму. Он нес маленькую баночку, аккуратно зажатую под мышкой.

Полагаю, ты умрешь безвестной и ничтожной смертью, а твое безымянное тело сгниет в сточных водах Дамбы.

Совсем как твоя мать-шлюха.

Рамсон опустился на колени у безымянной могилы. Он провел рукой по мелкому, мягкому песку, зарослям дикой травы и белых цветов, которые покрывали холм, как одеяло, сотканное богами.

Раньше его самым большим страхом было то, что он никогда ничего не добьется в своей жизни. Что он умрет незаконнорожденным сыном отца, который презирал его, человеком, сотворенным из лжи и обмана и выкованным путем кровопролития. Он ненавидел свое место рождения, постыдную тайну, которая принесла ему слухи о незаконнорожденном ребенке, словно ножи в спину.

Ему пришло в голову, через несколько мгновений после того, как он покинул Годхаллем со своей новой миссией, что он может изменить свою историю жизни. Он мог бы выдумать историю о своей матери – герцогине из далекого города любому, кто захочет спросить; он мог бы попросить забрать ее останки и похоронить их в самом высоком месте захоронения в своем королевстве.

Но, подумал Рамсон, пробегая пальцами по маленьким цветочкам вереска, ему это было не нужно. С него достаточно лжи; он устал притворяться тем, кем он просто не был.

– Я вернулся, мама, – тихо сказал Рамсон. – Мне жаль, что это заняло так много времени.

Маленькие белые верески колыхались от легкого ветерка.

Однажды, давным-давно, под палящим полуденным солнцем, на теплом деревянном причале, Иона Фишер сказал Рамсону жить для себя. Иона произнес слова, которые определят путь Рамсона и будут преследовать его во снах еще долго после того, как мальчик уйдет.

Твое сердце – твой компас.

Но что произойдет, если ваше сердце потянется в двух разных направлениях?

Белые Волны тянулись до самого горизонта. Он смотрел с балкона своих личных покоев в тот день, когда она ушла. Очертания кораблей Аны запечатлелись в его сознании еще надолго после того, как они исчезли.

Рамсон закрыл глаза и сглотнул, и грохот волн заставил воспоминания биться в его голове, переворачиваясь все быстрее и быстрее, как страницы книги. Он думал, что сделал правильный выбор, но всякий раз, когда он закрывал глаза, она была всем, о чем он мог думать, яростный блеск ее глаз, упрямый подбородок, наклон головы, который бросал ему вызов. Он позволил себе уйти той ночью, под потоками дождя, грома и ветра, которые все еще бушевали в его груди. Они столкнулись, как вода с огнем, и он почувствовал голод и конфликт на ее губах, так близко к своему собственному отчаянию.

Она попросила его о помощи в тот день, прямо перед инаугурацией, и это было так близко к мольбе. И Рамсон тогда знал, что сделал правильный выбор, но эта уверенность с каждым днем начала разрушаться.

Она должна была возглавить Кирилию – он верил в это, – и в ее жизни не будет места для него. Он не отказался бы от всего, чего хотел, и работал бы всю свою жизнь, чтобы дать волю своим чувствам.

Рамсон провел другой рукой по белому вереску, прежде чем встать и направиться к морю.

Это было странно, думал он, стоя на белом песке своего прошлого, глядя на море и вспоминая свои самые страстные, безумные детские мечты. Он хотел возглавить брегонский флот. И он хотел стоять на краю океана, наблюдая, как море поглощает солнце вместе с его отцом.