Алая Топь

«Ничего, скоро это закончится», – повторяла девушка про себя слова Святослава. А память тешила ее нежным поцелуем, который еще теплился на коже. Когда она только научилась радоваться такой мелочи?

Свят завел ее в свои покои и, оглядев коридор еще раз, запер дверь на засов.

– Ты знаешь, что нужно делать?

Милорада кивнула и спросила:

– У тебя есть серебряное блюдо?

Такое нашлось среди даров иностранных послов. Свят насилу оттер покрытое пылью блюдо рукавом рубахи и, сдвинув в сторону книги, уложил его на стол. Милорада достала подаренную Водяным склянку, вылила содержимое в середину и склонилась над блюдом.

– Чистая водица, что веками будет литься, смой всю ложь, оставь лишь правду, покажи княгиню Дану.

Поверхность воды покрылась рябью, мелкие волны стали обретать форму, и Святослав гневно стиснул зубы, увидев знакомые черты. Полные губы, острые скулы, зеленые глаза. Дана смотрела прямо перед собой. Такая же, как сейчас, только облаченная в старинную одежду.

Черные волосы были собраны под металлическим обручем, наряд больше походил на мужской, а на бедре висел длинный нож. Подле княгини стоял мужчина – высокий, светловолосый, по пояс обнаженный и залитый кровью. Только белозубая улыбка сияла, а в голубых глазах горел пьяный азарт. Видение стало проясняться, и Свят увидел, что двое стоят посреди остатков лесного пира, а поляна вокруг них усеяна изуродованными телами.

«Кто еще скажет, что рабыня не жена мне?» – вскинул голову мужчина.

– Это твой отец? – спросила Милорада.

– Нет, – проговорил юноша и осторожно указал на одеяние. – Так ходили очень давно.

Милорада понимающе кивнула и впилась взглядом в видение.

Вода снова пошла рябью. На сей раз в отражении показался холм, тот самый, на котором теперь стоял княжеский терем. Он был обнесен простым частоколом, а на склонах теснилось множество землянок и палаток. Внутри, как в муравейнике, копошились люди. Святослав не сразу узнал Дану – укутанную в меха и круглую, двумя руками поддерживающую большой живот. Несмотря на смягчившиеся черты, она была в ярости.

– Ты должен слушать меня! Я – жена твоя!

– Именно поэтому ты будешь ждать нас здесь. Не место тебе на поле боя. Оставайся с людьми и встречай меня с победой, как и подобает жене. Заботься о ребенке, а мужское доверь мужчинам!

Серое небо над их головами прорвалось и рассыпалось тысячей белых снежинок. Налетел ветер и точно сдул половину поселения. Свят присмотрелся: там почти не осталось мужчин, а женщины стенали и причитали. Дана, уже с младенцем на руках, стояла у стен и смотрела вдаль. Прибыл гонец, княгиня выслушала тяжелые вести, но ни одна черта ее лица не изменилась. Покрепче прижав к себе начавшее надрываться криком дитя, она вернулась в поселение.

«Дружина князя разбита, враги идут сюда», – сдержанно проговорила она, и тут же со всех сторон раздались вопли и завывания. Дана подняла руку.

«Если мужчины не смогли нас спасти, это сделают боги. Но у них есть своя цена», – проговорила она.

Видение снова подернулось дымкой и изменилось. Показалась заснеженная пустошь у берега реки. Свят, как ни старался, не мог вспомнить это место. На льду стояли тринадцать женщин с Даной во главе, а на них двигалась разъяренная, жаждущая крови, дребезжащая оружием толпа. Женщины держались за руки и тихо плакали, и только Дана была спокойна, прижимая к себе спящее дитя. Она вскинула руку и прокричала что-то – ветер унес ее слова прочь, в сторону надвигавшихся врагов. Еще один возглас – и женщины крепче прижались друг к другу. Толпа становилась все ближе, уже можно было разглядеть их разукрашенные лица. И вдруг раздался треск.

Лед под женщинами проломился. Тяжелые меха напитались водой и потянули вниз. Бледные пальцы цеплялись за лед, за намокшие шкуры. Женщины кричали, пытались высвободиться, спастись, но лишь тонули сами и топили подруг. И только Дана осталась у разлома, а на губах ее сияла довольная улыбка. Толпа замерла на берегу, глядя на напоенный воплями кошмар. А Дана улыбнулась еще шире и со всей силы топнула ногой. Но в этот раз лед не проломился, нет. Земля задрожала, и из самых ее недр, как пики, выросли деревья. В одно мгновение берег ощерился вековой рощей. Каждая игла была словно из железа, она резала и рвала плоть чужаков. Корни погребали мужчин под собой, душили, ломали ребра. Началась суматоха. Воины вопили как маленькие дети, и только Дана хохотала. Она так увлеклась, что не заметила дикаря с разукрашенным лицом, который подобрался к ней с ножом наперевес. С яростным воплем он занес оружие, но женщина в последний момент успела увернуться. Он напал на нее снова, и Дана побежала в лес.

Удивительно, сколько силы скрывалось в ее молодом теле. Может, дело было в ребенке, которого она старалась спасти? По крайней мере, Святослав подумал именно так.