Алая Вуаль (ЛП)

— Да. — Я откусываю слово, надеясь, что он услышит, как я щелкаю зубами. Надеюсь, они все услышат. — Так уж вышло, что мне здесь самое место. Спасибо, что спросил.

С издевательским смешком он отпускает клинок.

Не выдержав его веса, я шатаюсь вперед, едва не напоровшись на него, когда подол задевает мои ноги, и мы с мечом падаем на землю. Он ловит меня за локоть, с обескураженным вздохом наклоняется ближе и понижает голос. — Просто признайтесь, мадам. Разве вы не предпочитаете библиотеку?

Я вздрагиваю от этого уменьшительного.

— Нет. — Вырвав руку, я поправляю юбку и разглаживаю лиф, глаза и щеки разгорелись. Я указываю на длинный меч и стараюсь, чтобы мой голос был ровным. — Однако я бы предпочла другое оружие. Я не могу использовать его.

— Разумеется.

— Вот. — Чарльз, который незаметно переместился на мою сторону, протягивает мне небольшой кинжал. Первая капля дождя падает на его тонкое лезвие. — Возьми.

До того, как я присоединилась к Шассерам, я могла бы задержаться на улыбке вокруг его глаз, на галантности такого жеста. Сострадание. Я представляла его рыцарем в сияющих доспехах, не способным общаться с такими, как Фредерик. То же самое я представляла и себе — или, возможно, воображала себя девой, запертой в Башне. Теперь я сопротивляюсь порыву сделать реверанс и вместо этого склоняю голову.

— Спасибо, Чарльз.

Сделав еще один глубокий вдох, я поворачиваюсь к Фредерику, который вертит длинный меч между ладонями.

— Начнем? — спрашивает он.

Глава 4

Наша Девочка

Когда я киваю и поднимаю кинжал, он небрежно разводит запястья и сбивает мой клинок на землю.

— Первый урок: нельзя использовать кинжал против длинного меча. Даже ты должна это знать. Ты, конечно, проводишь достаточно времени, изучая наши старые манускрипты — или ты читаешь только сказки?

Я выхватываю из грязи свой кинжал, который мгновенно разгорается.

— Я не могу поднять длинный меч, ты, невыносимый кретин.

— И каким образом это моя проблема? — Он кружит вокруг меня, как кошка вокруг мыши, в то время как остальные расположились для представления. Чарльз настороженно наблюдает за нами. Его спутница исчезла. — Ты пыталась улучшить свою физическую силу? Как ты сможешь задержать опасного лу-гару, если не можешь даже поднять меч? И захочешь ли ты вообще их задержать, интересно, или будешь называть их своими друзьями?

— Не будь смешным, — огрызаюсь я. — Конечно, я сделаю это, если ситуация потребует…

— Она того требует.

— Ты живешь прошлым, Фредерик. — Костяшки пальцев побелели на рукояти моего кинжала, и я хочу только одного — ударить его им по голове. — Шассеры изменились. Нам больше не нужно ослаблять или арестовывать тех, кто отличается…

— Ты наивна, если думаешь, что твои друзья спасли мир, Селия. Зло все еще живет здесь. Возможно, не в сердцах всех, но в сердцах некоторых. Битва при Цезарине изменила многое, но не это. Мир по-прежнему нуждается в нашем братстве. — Он вонзает свой меч в грудь ближайшего к нам соломенного человека, где тот трепещет, как громоотвод. — И наше братство продолжается. Идемте. Представьте, что я оборотень. Я только что обглодал скот фермера и полакомился его цыплятами. — Широко раскинув руки с видом шоумена, он говорит: — Одолей меня.

Пока я смотрю на него, дождь начинает идти с новой силой. Пока я закатываю рукава, чтобы потянуть время.

Потому что я ничего не знаю о том, как одолеть оборотня.

Глаза, уши, нос и пах. Смех Лу прорывается сквозь панику моих мыслей. Она навестила меня в тренировочном дворе на следующий день после посвящения — в тот день, когда Жан-Люк решил, что никто из нас больше не должен появляться в тренировочном дворе. Неважно, против кого ты выступаешь, Селия, — у всех где-то есть пах. Найди его, ударь изо всех сил и убирайся оттуда. Я расправляю плечи, когда Базиль начинает насмехаться, расширяю стойку и снова поднимаю кинжал.

Во двор влилось еще больше Шассеров. Они наблюдают за нами с нескрываемым любопытством.

Я могу это сделать.

Однако когда я делаю выпад в сторону его глаз, Фредерик легко ловит мое запястье, закручивает меня в нелепом пируэте и впечатывает лицом в соломенного человека. За моими глазами вспыхивают огни. Он держит меня там дольше, чем нужно, с большей силой, чем нужно, и трет мои щеки о солому, пока я чуть не кричу от несправедливости всего этого. Дико извиваясь, я бью его локтем в живот, и он отступает с насмешливой улыбкой.

— Эти ланьи глаза выдают вас, мадемуазель. Они слишком выразительны.

— Ты свинья, — рычу я.