Алая Вуаль (ЛП)

— О, пожалуйста, расскажи нам, Эванжелина! — Совершенно забыв о себе, я вскочила на ноги и захлопала в ладоши. Пиппа — двенадцать лет против моих жалких шести — поспешно схватила мою ночную рубашку и потянула меня обратно к сиденью шкафа. Ее маленькие руки легли мне на плечи.

— Леди не кричат, Селия. Что бы сказал Pere³?

По моим щекам пробежал жар, и я сложила руки на коленях, тут же раскаиваясь.

— По-настоящему красив лишь тот, кто красиво поступает⁴.

— Вот именно. — Она вернула свое внимание к Эванжелина, губы которой подергивались, когда она боролась с улыбкой. — Пожалуйста, расскажи нам историю, Эванжелина. Мы обещаем не перебивать.

— Очень хорошо. — С практической легкостью Эванжелина скользила своими изящными пальчиками по иглам, вплетая шерсть в чудесный шарф лепестково-розового цвета. Мой любимый цвет. Шарф Пиппы — ярко-белый, как свежевыпавший снег, — уже лежал в корзине. — Хотя у тебя все еще есть краска на лице, дорогая. Будь лапочкой и умойся для меня, ладно? — Она подождала, пока Пиппа закончит оттирать щеки, и только потом продолжила. — Итак. Les Eternels. Они рождаются в земле — холодные, как кость, и такие же сильные — без сердца, души и разума. Только импульс. Только похоть. — Она произнесла это слово с неожиданным удовольствием. — Первая пришла в наше королевство из далеких земель, жила в тени, распространяя свою болезнь среди здешних людей. Заражая их своей магией.

Пиппа продолжил расчесывать мои волосы.

— Какой магией?

Я сморщила нос, наклонив голову.

— Что такое похоть?

Эванжелина сделала вид, что не слышит меня.

— Худший вид магии, дорогие. Абсолютно худший вид. — Ветер зашумел в окнах, ожидая продолжения истории, и Эванжелина сделала эффектную паузу, но в тот же момент Берди с воем перевернулась на спину, испортив весь эффект. Эванжелина бросила на гончую раздраженный взгляд. — Такие, которые требуют крови. Требуют смерти.

Мы с Пиппой обменялись тайными взглядами.

— Dames Rouges, — услышал я ее почти неразборчивый вздох у своего уха. — Алые Дамы.

Наш отец как-то рассказывал о них, самых странных и редких из оккультистов, которые наводнили Бельтерру. Он думал, что мы не слышали его разговора со смешным человеком в его кабинете, но мы услышали.

— Что ты шепчешь? — резко спросила Эванжелина, тыча иголками в нашу сторону. — Секреты — это очень грубо, знаешь ли.

Пиппа подняла подбородок. Она забыла, что дамы тоже не хмурятся.

— Ничего, Эванжелина.

— Да, — мгновенно отозвалась я. — Ничего, Эванжелина.

Ее взгляд сузился.

— Счастливчики, не так ли? Ну, я должна сказать вам, что Les Eternels любят таких везучих девочек, как вы. Они считают вас самыми милыми.

От ее слов у меня в груди заклокотало, а по шее побежали мурашки от прикосновения сестринской кисти. Я опустилась на край кресла, широко раскрыв глаза.

— Правда?

— Конечно, нет. — Пиппа уронила кисть на шкаф с большей силой, чем нужно. С самым строгим выражением лица она повернула мой подбородок к себе. — Не слушай ее, Селия. Она лжет—

— Конечно, нет, — решительно заявила Эванжелина. — Я скажу вам то же самое, что говорила мне моя мать: les Eternels бродят по улицам при свете луны, охотясь на слабых и соблазняя безнравственных. Вот почему мы всегда спим в сумерках, дорогие, и всегда читаем молитвы. — Когда она продолжила, ее лирический голос возвысился в такт, такой же знакомый, как детский стишок, который она напевала каждый вечер. Ее иголки щелк щелк щелкали в тишине комнаты, и даже ветер затих, чтобы послушать. — Всегда носите серебряный крест и всегда ходите парами. На шее — святая вода, под ногами — освященная земля. Если сомневаешься, зажги спичку и сожги их своим жаром.

Я села чуть прямее. Мои руки дрожали.

— Я всегда читаю молитвы, Эванжелина, но за ужином я выпила все молоко Филиппы, пока она не смотрела. Думаешь, от этого я стала слаще, чем она? А плохие люди захотят меня съесть?

— Глупости. — Насмехаясь, Пиппа провела пальцами по моим волосам, чтобы заново их уложить. Хотя она была явно раздражена, ее прикосновения оставались нежными. Она завязала вороненые пряди красивым розовым бантом и перекинула его через плечо. — Как будто я могу позволить, чтобы с тобой что-то случилось, Селия.

При этих словах в моей груди разлилось тепло и искрящаяся уверенность. Потому что Филиппа никогда не лгала. Она никогда не таскала угощения, не разыгрывала и не говорила того, что не имела в виду. Она никогда не крала мое молоко.

Она никогда не позволит, чтобы со мной что-то случилось.

Ветер еще секунду повисел на улице, поскреб стекла, нетерпеливо ожидая продолжения истории, но так и не успокоился. Солнце полностью скрылось за горизонтом, и над головой взошла осенняя луна. Она залила детскую тонким серебристым светом. Свечи из пчелиного воска, казалось, затрепетали, удлиняя тени между нами, и я сжала руку сестры во внезапно наступившем мраке.

— Прости, что я украла твое молоко, — прошептала я.

Она сжала мои пальцы.

— Я все равно никогда не любила молоко.