Соня обняла себя плечи, ощутив холодную дрожь, которая не имела никакого отношения к погоде.
— Я имела в виду…
— И это я тоже знаю.
Ребята на заднем сиденье смотрели на них через заднее стекло и наверняка навострили уши, ожидая следующего вопроса.
— Потому что ты вампир?
Виктор фыркнул, покачал головой и наконец обернулся.
Он выглядел уставшим, но в глаза Соне посмотрел без неприязни, разочарования и страха.
— Я слышал разговорчики и слухи про вампиров в нашей школе. И нет. Я не вампир.
— Мы на вас ставили тоже, — приоткрыл заднюю дверь Миша.
— А вот Маша из столовой — да.
В машине шумно завозились.
— Да ну? — раздался приглушенный голос Коли. — Не похожа.
— Софья Николаевна, что ли, похожа? — сказал Дима.
— Виктор Иваныч, точно не Метелка? — с сомнением уточнил Миша. — Мы на нее больше всех думали.
— Не Метелка.
— Откуда ты все знаешь тогда? — спросила Соня. — И почему Маша мне ничего…
— С работниками пищеблока нужно дружить, тогда они поведают тебе свои тайны.
Виктор распахнул переднюю дверь для Сони и кивнул, призывая садиться.
— Она вот так просто взяла и рассказала тебе?
— Она вот так просто предложила мне бесплатную пиццу в обмен на стакан моей крови в прошлом году. Я тоже был голодным, поэтому согласился.
— А про меня ты как узнал?
— Она и рассказала. Где-то в ноябре.
— А она откуда… Ох. Я думала, что тоже с ней подружилась, — погрустнела Соня еще больше.
— Тебе будет о чем поговорить с ней при встрече, не так ли? — сказал Виктор, захлопывая свою дверь и поворачивая ключ зажигания.
— Видимо, да…
Виктор развез ребят домой по очереди, и когда настала очередь Сони, она назвала просто улицу, без дома.
— После того, как мы закопали труп убитого тобой человека, ты не доверяешь мне свой адрес, — невесело усмехнулся он. — Я огорчен.
Соня поморщилась и сглотнула поднявшуюся вдруг тошноту.
— Я не домой. Мне нужно поговорить… С тем, чей адрес я называть права не имею.
Виктор ответил ей спустя восемь минут, когда остановился на нужной улице прямо под фонарем.
— Этот человек тебя сделал вампиром? — спросил он.
— Да.
— Ты ненавидела его за это?
Соня не рассчитывала на разговор по душами с Виктором, но дать ответ она могла, не чувствуя в душе никаких препятствий.
Он и впрямь закопал труп убитого ею человека — какие уж теперь секреты?
— Ненавидела. Там есть много чего, за что можно ненавидеть.
— Но ты идешь к нему сейчас, — непонимающе нахмурился Виктор. — За советом?
Соня издала неопределенный звук: скорее да, чем нет.
— Значит простила?
— Да. Кажется, простила.
— Ты хорошая, Соня.
— Нет.
— Да. Не делай из себя чудовище. У тебя доброе сердце.
— И острые зубы.
— Ты приноровилась жить с острыми зубами.
— Да, потому что научилась вонзать их в руки знакомых людей. И пока что все живы. Мертвы только плохие люди, хотя и они… он не должен был погибать от моей руки. И я не могу обещать, что так будет всегда. Ни себе. Ни тебе. Может быть, однажды и ты протянешь мне руку помощи, а я откушу ее и выпью тебя до последней капли?
Виктор нисколько не испугался угрозы и засмеялся.
— Надеюсь, что окажусь достаточно вкусным для тебя.
Соня вспыхнула.
— Какой же ты дурак.
— Я просто верю в то, что ты справишься.
— Наивный дурак.
— Может, и дурак, — согласился Виктор. — Поздно уже бояться.
Соня захотела спросить почему, но из ее приоткрытого рта вылетел только воздух, а новый вдох сделать уже не получилось.
Виктор посмотрел на нее таким взглядом, что у нее не осталось совершенно никаких сомнений в том, что он не разочаровался в ней. Он был бесповоротно в нее влюблен. Он был и раньше, но настолько явно и открыто этого еще не показывал, и у Сони всегда были маневры для отступления. Пока не знаешь наверняка — проще.
А теперь вот — наверняка.
До чего странно. Она убила человека, а он помог ей закопать труп…
Соня рассмеялась и заплакала одновременно, а Виктор, вдруг растерявшись, нерешительно протянул к ней руку и коснулся ее ладони, как будто бы говоря: я тут, если надо. Она не шелохнулась и не убрала свою руку, а затем, бросив на него короткий взгляд, она перевернула ладонь и сжала его пальцы, тем самым отвечая: да, видимо, сейчас — надо.
— Спасибо.
Свет в окнах Тимурах Андреевича, когда она подходила к его дому, горел. Он горел для нее в любое время.
В такой поздний час он никогда не спал, потому что за кучу десятилетий привык к ночном образу жизни. Он впустил Соню без вопросов и даже без привычного ворчания. Каким-то неведомым образом ему почти всегда удавалось угадать ее настроение, словно он читал ее мысли.
— Это все-таки случилось, — пробормотала Соня, когда Тимур Андреевич принес ей горячий чай.
— Этого трудно избежать.
Она свернулась в клубок на старом, но уже родном и не кажущемся убогим диване, закрыла лицо руками и глухо произнесла:
— Он был плохим человеком.
— Я тоже плохой человек.
— Нет, вы… просто нехороший. Но не плохой. Это не одно и то же. Вы же сами говорили, что муки совести очищают и искупают грехи. Искупили уже все за столько-то лет.
— Тогда и этот плохой человек их мог бы искупить?
— У него бы не было столько времени, сколько было у вас. И столько совести у него не было.