Алая Завеса. Наследие Меркольта

Юлиан присел на кровать. Возможно, деформировав простыню, он уничтожил какую-то важную улику, но сейчас он очень сомневался, что это место даст ещё какую-то подсказку.

– Густав Забитцер мог защищаться. Это мог быть его пистолет, – сказал Юлиан.

– Не было у него никакого пистолета при обыске. Могу тебе ещё раз показать снимки, сделанные при первом обнаружении трупа.

Юлиан кивнул. Глесон, всё ещё сомневаясь, вытащил из своей сумки стопку фотографий и протянул Юлиану.

Прошлой ночью Глесон показывал снимки с места убийства, но тогда на них не был запечатлён труп. Сейчас же всё обстояло иначе, и первым делом Юлиан увидел обгоревшее, но далеко не обугленное тело.

Он ужаснулся. Да, смерть Юлиан видел не впервые, равно как и убитых. Но, всё же, наслаждался её «эстетикой» не каждый день, потому ещё не успел привыкнуть.

И не хотел. Но она отчего-то сама гналась за ним.

– Всё так же, как и здесь, – сказал Юлиан, перелистывая снимки. – Вплоть до вмятин на этой кровати.

Юлиан приподнял фотографию, запечатлённую с того места, где находился сейчас сам, и, приподняв, сопоставил с панорамой.

– Он был найден как раз под картиной. Всё сходится, мистер Глесон.

– Этим объясняется и обнаруженная мной кровь, – подтвердил Уэствуд.

– Так вот что вы рассматривали на полу?

– Да, Юлиан. Несколько пятен засохшей крови. Убийца скрыл следы преступления как мог, но спрятать всё до конца… Нет, невозможно. Всегда что-то остаётся.

Юлиан убрал панорамную фотографию, начав рассматривать следующую, на которой убитый был изображён более крупным планом.

– Вы должны забрать кровь на анализ, – не отрываясь от фотографии, сказал Юлиан.

– Зачем? Это кровь Густава Забитцера, какой смысл…

– А если нет?

– Возможно, я и впрямь в тебе не ошибся. Потому что Скуэйн попросила бы сделать то же самое.

Уэствуд очень часто произносил эту фамилию, что доставляло Юлиану дискомфорт. День и так складывался так, что напоминал ему о Ривальде ежеминутно – расследование, попытки мыслить так же, как и она, странный голос в голове.

Юлиан осмотрел каждый уголок фотографии убитого Густава Забитцера. Она была чёрно-белой и не совсем чёткой, но Юлиан должен был обнаружить хоть какую-то мало-мальски значимую деталь.

Ривальда внутри его головы пыталась что-то сказать, но не могла сформулировать свою мысль, потому что на самом деле это были мысли Юлиана, который лишь представлял, что она рядом с ним.

Так было проще, потому что без её присутствия, хоть и лживого, он ничего не смог бы сделать.

«Какой же ты жалкий! Всё перед твоими глазами, но ты упорно отказываешься смотреть!»

Если бы Юлиан знал Ривальду хотя бы два-три года, то до него дошло бы быстрее то, что она хотела донести. Но те жалкие два месяца были лишь зачатком знакомства.

«Любая деталь несёт в себе подсказку. Забитцер не обгорел – нам несказанно повезло. Что в его внешнем виде вызывает у тебя подозрения?»

Подозрения? Какие подозрения может вызывать мёртвый человек, абсолютно ничем не отличающийся от других?

Остатки обгоревшего халата, гладкий подбородок, тонкие губы и волосы, некогда аккуратно уложенные назад, но ныне сохранившие лишь часть самих же себя, ибо наполовину сгорели.

«Если бы ты стригся хоть чуть чаще, то понял бы. Хотя, возможно, это не помогло бы тебе, потому что ты неисправимо глуп».

Юлиан оскорбился, хотя и понимал, что сказал эту фразу он самому же себе. И обидел себя сам. Вполне по делу.

– Посмотрите, какие у него ровные выбритые виски, – Юлиан показал Глесону фотографию с самым крупным планом. – Они настолько коротко острижены, что можно сделать вывод, что Забитцер посещал парикмахера не более суток назад.

– И как это может нам помочь? – удивился Уэствуд.

– Мистер Глесон, а у вас есть личный парикмахер?

Уэствуд замялся.

– Был, конечно, когда-то. Но сейчас меня стрижёт жена. Видишь ли, волос осталось не так много, чтобы делать стильные причёски.

Юлиан посмотрел на седеющую голову Уэствуда. Да, профессиональным парикмахером там не пахло.

– У моего деда есть личный парикмахер – какой-то итальянский мастер. Он посещает его через каждое воскресенье и не раз говорил, что это его любимое времяпровождение.

– Отчего же?

– В такие моменты он словно отдаляется от всего мирского. Что ещё делать в течение того часа, когда не остаётся ничего другого, кроме как разговаривать с парикмахером? Он же никому ничего не расскажет и не выдаст никаких тайн и переживаний.

– Ты хочешь сказать, что ответы нам может дать личный парикмахер Густава Забитцера? – удивился Уэствуд.

– Не факт, конечно, но вполне возможно.

Глесон косо посмотрел на Юлиана.

– Впервые слышу подобное. И, скажи мне об этом кто-нибудь другой, я бы рассмеялся. Но ты был сегодня уже прав однажды, поэтому доверюсь.

Юлиан кивнул. На самом деле, он и сам не понимал, имеют ли его предположения хоть какое-то право на существование. Он пытался играть в Ривальду Скуэйн, но мысли той всегда были осознанны и вполне объяснимы, в отличие от Юлиана, который действовал наобум.

– Вы найдёте личного парикмахера мэра? – спросил Юлиан.

– Я попробую, – кивнул Глесон. – Лишь бы это не отдалило нас от разгадки.