Аламут

— Что такое? Ты что-то услышал?

Его голова качнулась. Голова, лежащая на ее животе. Теперь, когда он осознавал это, оно словно пылало перед его мысленным взором: не просто мягкая кожа и обжигающее удовольствие, не дорожка к его собственному удовлетворению, не просто часть существа, которое звалось Джоанной, но чрево женщины.

И в чреве…

Он мог бы запеть от счастья. Он мог убить их обоих.

Нет, не обоих. Троих.

В этом не было сомнений. Ни в чем. То, что росло в ней, росло не более двух месяцев. Они покинули Иерусалим почти три месяца назад. У нее не было другого любовника, и она не хотела другого. И у нее не было сношений с ее мужем с тех пор, как родился ее ребенок.

Айдан поднял голову. Джоанна встретила его взгляд и поняла, что он узнал. Ее страх возрос, и это ударило его в самое сердце. То, что она может бояться его из-за того, что зачала. Как будто он сделал для этого меньше, чем она!

Она сочла гнев, вызванный ее глупостью, за гнев, вызванный ее состоянием. Она с силой отбросила его руками и криком.

— Да. Да, я беременна. Да, это все моя вина. Да, я не хотела говорить тебе!

Айдан поймал ее за руки и привлек к себе; он обнимал ее, хотя она сопротивлялась, гладил ее, пока она не сдалась, тяжело дыша и ненавидя его за то, что он настолько сильнее ее. За то, что он мужчина, и такой желанный. За то, что он сделал ей ребенка.

— Почему ты боялась сказать мне? — спросил он так мягко, как мог. — Он ведь и мой тоже.

— Именно поэтому.

Логика этих слов привела его в замешательство. Понимание ужаснуло его.

— Ты думала, что я разлюблю тебя? Ты думала, что я брошу тебя? — Он с силой встряхнул ее. — Кем ты меня считаешь?

— Мужчиной.

Он отпустил ее и встал. Если бы он не сделал этого, то совершил бы что-нибудь, о чем сразу пожалел бы. Потом быстрым шагом подошел к стене и прислонился к ней, впитывая ее прохладу. Его трясло.

Айдан обернулся. Джоанна сидела, глядя на него большими глазами, сухими и горящими. Ее волосы разметались по ее плечам и груди. Одна грудь пряталась под их массой, другая стыдливо выглядывала наружу: белая грудь, розовый сосок, милый и сводящий с ума. Теперь, когда Айдан знал, он видел, как она расцвела — не как женщина, имеющая любовника, а как женщина, вынашивающая дитя.

— Я полагаю, — произнесла она, — что ты добр ко всем своим женщинам. И своим ублюдкам.

Айдан вздрогнул от яда в ее голосе.

— У меня их нет.

— Тех, о которых ты знаешь.

Он сжал кулаки.

— У меня их нет. И никогда не было. Я думал, что не могу иметь детей. Существуют разные пути, которыми утверждаются такие, как я, или как мой брат, и я никогда не был… силен… в этом.

— Оказался достаточно силен, — хмыкнула она.

— Но я не был! — Айдан едва успел обуздать себя, чтобы не кинуться куда-то в бешенстве. — Если бы я знал, что могу… если бы я думал, что…

— Ты отверг бы меня?

— Я был бы более осторожен.

Джоанна покачала головой.

— Тогда ты мудрее меня. Я даже никогда не думала.

— Я не могу понять, — промолвил он, — почему, вот так сразу, я оказался… оказался способен… — Он остановился. — Может быть… может быть, я просто был… как иногда подростки. Если они рано начинают. Могут любить, но не могут зачинать. А потом…

— Ты не кажешься мне подростком.

— Но я и не мужчина. — Он снова медленно произнес это: — Я не мужчина. Я не человек. Я даже не знаю, насколько иным я могу быть.

Руки Джоанны прижались к ее животу. Глаза ее были безумными.

— Тогда… он… или она… тоже…

В ней говорил не страх. Это была яростная, безумная радость. И это помимо его собственной воли бросило Айдана к ней. Но его руки не поднимались коснуться ее.

— Это так.

Он не хотел этого. Но это было правдой. И теперь его рука повиновалась его воле. Рука легла поверх ладоней Джоанны, там, где бился трепет жизни — жизни еще одного существа его племени.

Джоанна глубоко и медленно вздохнула. неожиданно, словно его прикосновение передало ей силу, она успокоилась и пришла в себя.

— Это все грозит осложнениями.

Айдан улыбнулся, пополам с болью.

— Какие осложнения? Я разделаюсь с Масиафом раньше, чем у тебя начнет расти живот. А потом мы уедем. Я заберу тебя с нашим ребенком туда, где мы будем в безопасности и под защитой. Я никогда не заберу его у тебя.

— Ты поклянешься в этом?

Конечно, она не верила ему. И у нее была причина. Но от этого ему было не менее больно.

— Клянусь.

Джоанна пристально разглядывала его исподлобья.

— Ранульф тоже так сказал. Что я смогу сохранить следующее дитя. Он мог даже говорить правду.

— Несомненно, так и было.

Ее губы покривились: скорее гримаса, чем улыбка. Она повернула ладони и схватила его за руки.

— Я хочу выносить это дитя, Айдан. Не сомневайся в этом. Чего бы это ни стоило мне, чем бы это для меня ни обернулось… я хочу этого.

— И ты думаешь, люблю ли я тебя.

— Я знаю это. Ты — словно брошенный вызов.

Теперь на сердце у нее было легче: свобода, радость, почти озорство, теперьб когда тот страх оказался глупостью. Она обняла Айдана и увлекла его на ложе, смеясь.

— О, мой господин! О, любовь моя!

Он наклонился поцеловать ее, смеясь вместе с ней негромким глубоким смехом.

— Ma dama, — сказал он.

23