Аламут

— Разрешено ли мне осмотреть это обиталище?

Она уже намеревалась упрекнуть его за любопытство, но остановилась и глубоко вздохнула, направляя мысли на этот неожиданный поворот разговора.

— Я не думаю, что смогу остановить тебя. — Она помолчала. — Тебе это уже под силу?

— Я не думаю, что когда-либо чувствовал себя лучше. — И это была правда. Он отдохнул; он был силен. Его могущество все еще текло чуть заметным ручейком, но ручеек постепенно наполнялся.

Она не поверила ему, но она была разумна: она не стала спорить с ним. Она настояла, чтобы он оделся — прикрылся, как она выразилась. Принесенная ею одежда была одеяниями кочевника пустыни.

Его собственная одежда, вычищенная и тщательно зашитая. Но оружия не было. Конечно: оружие ему было не дозволено.

Обиталище состояло из тех связанных между собою пещер: большой зал; маленькая комнатка с отверстием в своде, служившая кухней; чудо изукрашенных самоцветами стен и многоцветного камня, с бассейном, над которым поднимался легкий пар. Айдан едва задержался даже здесь. Его мысли были устремлены наружу.

Было утро; его кости знали это. Злой ночной холод почти ушел; дневная жара еще не настала. Вокруг была пустыня: песок, камни, небо.

И сила. При помощи своего собственного могущества Айдан проследил границы запретного круга. Он был меньше, чем кольцо вокруг Масиафа, но намного сильнее. Его назначение было совершенно понятно. Да, Айдан может ходить повсюду: довольно далеко по человеческим меркам. Но не может сбежать. Даже вверх. Более совершенной темницы для существа своего племени он не мог вообразить. Он решил залезть на скалу возле узкого устья пещеры, он был рад возможностью размяться, хотя изодранные ладони все еще напоминали ему о том, как он продирался в Масиаф. На вершине он упал на четвереньки. Небо было невозможно широким. Далеко внизу виднелись развалины из тесаного камня. Их укрывала земля, разрушало время, но работа человеческих рук все еще была заметна.

— Там когда-то был город, — сказала позади него ассасинка.

Он не подскочил. Он даже не обернулся.

— Персеполис?

— Нет. Этот город Александр не сжигал; он его построил. Он сказал, что делает это в честь своего пса, потому что тот умер здесь.

— Александр был безумен.

— Несомненно. — Ее тень коснулась его; он отодвинулся. — Ты вряд ли в более здравом уме, господин мой Халид.

— Есть ли здравомыслие в убийстве?

Эти слова прогнали ее прочь. Он долго ждал; она не вернулась. Он медленно спустился вниз.

В пещерах ее не было. Сайида занималась в уголке чем-то мирным и женским. Хасан хотел, чтобы его развлекали. Айдан доставил ему это удовольствие.

Несмотря на всю свою смелость и дерзкий язык, Сайида была застенчива. Быть может, если бы он был женщиной, она скорее перестала бы дичиться его. Но при сложившемся положении дел она ходила в вуали и спала на кухне, чего не делала до его появления. Он не мог уговорить ее разделить зал с ним, даже в противоположном от него конце.

— Это неприлично, — говорила она.

Но днем она не шарахалась от него и говорила с ним довольно свободно.

— Ты дочь оружейника? — воскликнул он, когда понял это. — Сестра Исхака?

Она кивнула. Она была польщена.

По-своему, это было логично. Подруга Марджаны должна была иметь какое-то отношение к холодной стали.

— Значит, это ты смотрела на нас, в тот день, когда я был в гостях у твоего отца.

Она снова кивнула.

— Я видела тебя с Исхаком и на улице.

— Я думал, твой муж не позволял тебе выходить в город.

— Не позволял.

Айдан на это не сказал ничего. Из деликатности и благоразумия.

В тот раз Сайида больше не говорила об этом, но позже рассказала о молодом кузнеце без семьи, которого ее отец принял в подмастерья, а потом выдал за него младшую дочь.

— Он не принуждал меня, — сказала она. — Я могла отказаться. Но я достаточно хорошо относилась к Маймуну и уважала его мастерство. Я думала, что он будет хорошим отцом для моих детей.

В этих словах говорилось — или подразумевалось — больше, чем было произнесено.

— Он должен был верить мне, — промолвила Сайида. — Он должен был позволить мне сделать свой выбор.

— Это трудно для молодого мужчины, — произнес Айдан.

Она отвела глаза в сторону. Он усмехнулся. Он выглядел моложе, чем Маймун, и знал это. Она просто кивнула.

— Да, тебе это должно быть известно, не так ли?

— Понимаешь, это высокомерие. Наконец-то быть мужчиной, со всей мужской властью и гордостью. Что перед этим воля женщины?

— Неумолимость. — Именно так прозвучал его голос.

— Он поймет это. Это нелегкий урок: то, что он мужчина, что он силен, но не непобедим. Что иногда он должен уступить.

— Пусть учится этому без меня. Я не намерена терпеть побои ради его обучения.

— Бьюсь об заклад, он теперь жалеет.

— Надеюсь. — В ее голосе был яд. Она все еще сердилась.

Зверь может обезуметь в клетке, даже в такой огромной, как эта. Отродье ведьмы, с другой стороны, может обрести рассудок.