На площадке допускалась актерская импровизация. Как известно, Брюс Уиллис внес немалый вклад в монологи Макклейна: его комическое бормотание во время исполнения затяжных трюковых сцен вошло в фильм. К счастью, «приносы» Алана Рикмана пользовались не меньшим почтением. Он, по обыкновению, фонтанировал идеями, и значительная часть их оказалась на экране: это он придумал таскать еду с фуршета, ему же приписывают авторство отдельных гангстерских шуточек, но главное – это он (согласно одной из бытующих версий) сочинил личную встречу Ганса Грубера с Джоном Макклейном. Так это или нет, тем не менее это лучшая сцена Рикмана в фильме: рандеву двух харизматиков превращается в конкурс на самый добросердечный взгляд и самую задушевную улыбку. Рикман, кстати ввернув еще и пару нюансов из фирменного арсенала британской застенчивости (вообще-то ему обычно не свойственной), едва не выиграл, но хитрюга Макклейн вручил Гансу Груберу незаряженный пистолет. Контакт с оружием Рикман играет с психологической изощренностью, вроде бы необязательной для боевика: он заворожен видом пистолета, успевает быстро сморгнуть лишних два раза, словно «просыпаясь» и отменяя улыбчивую реальность предыдущей сцены, а заполучив ствол в руки, меняется в лице, отдаваясь тяжести оружия с какой-то почти сомнамбулической покорностью.
Прославившись всерьез после «Крепкого орешка», Рикман потихоньку начинает осваиваться в Голливуде. Сделав неудачный выбор и попав в «Январского человека» (1989), где ему пришлось изображать практически бессловесного художника, разрисовывая стены полицейского участка, пока Кевин Клайн ловил маньяка, Рикман исправил оплошность и вскоре вновь оказался злодеем – на сей раз на бескрайних австралийских просторах. В «Куигли в Австралии» (1990) он владел ранчо, носил черное, топорщил пышные усы, вздергивал верхнюю губу над выступающими передними зубами на манер некрупного – на сей раз – хищника, стрелял по беззащитным аборигенам, занимался кулинарией и, подобно многим выдающимся британским актерам, беззастенчиво продавал чванливое раздражение по самым высоким расценкам. Он вновь был чертовски забавен – для злодея это едва ли не главное.
«январский человек». пэт о’коннор. 1989
«куигли в австралии». саймон уинсер. 1990
От роли в «Робин Гуде – принце воров» (1991) актер отказывался дважды – и согласился, лишь когда ему посулили карт-бланш. В своего шерифа Ноттингемского, призванного, по идее, оттенять всевозможные добродетели и неисчислимые достоинства главного героя, Рикман вложил столько, что хватило бы, наверное, на полдюжины шекспировских персонажей. Шериф, чья черная масть была под стать его черному сердцу (актер вновь соорудил львиную гриву, на сей раз вороного оттенка), оказался не просто законченным социопатом, но социопатом с биографией, родословной, мотивацией и неотразимо инфантильными манерами упрямого шестилетнего негодника в теле солидного мужчины. Его преступления были не чем иным, как зловредными проделками, а политические интриги – азартными проказами. Шериф откровенно скучал, потешно закатывая глаза, во время церковной службы, наспех завтракал какой-то ритуальной падалью на алтаре, сооруженном для черной мессы (не забыв вдумчиво покрутить перевернутое вверх ногами распятие), изводил своим нытьем и капризами гарнизон, в пылу погони катался на гладких церковных плитах, как хулиган на школьной переменке, и бегал ябедничать на Робин Гуда и строптивую Мэриан к своей личной ведьме (в роли безумной белоглазой колдуньи и настоящей матери шерифа – Джеральдин Макьюэн, от дуэта Рикмана с которой летели искры еще в «Барчестерских хрониках»). Он был «бесподобный и очень злобный» – в лучших бармалейских традициях. (В «Ужасно большом приключении» Рикман покажет сценический эскиз своего так и не сыгранного Капитана Крюка – дети в зале будут в восторге замирать от ужаса и восхищения. Тот факт, что в итоге самой прославленной ролью актера окажется роль в детском фильме, по большому счету, наверное, тоже не случаен. Алан Рикман владел великим актерско-педагогическим даром пугать, веселить, вдохновлять, будоражить и усмирять одновременно, великодушным даром прирожденного «ловца во ржи».) Отважный герой Кевина Костнера, защитник бедных и угнетенных, мог сражаться с жестоким злодеем, но против этого азартного матерого вредины он был безоружен.