Алан (СИ)

И дело было не только в последнем, решающем избиении, а в том, как сложился мой брак в целом. В его постоянном рукоприкладстве, в его маске, что он носил до свадьбы, в его разительных изменениях после нее, в моем бесплодии.

Я прожила со Святославом чуть больше полугода и за это время я превратилась в нечто измученное и непохожее на себя прежнюю. Он убил во мне веру в людей. Убил веру в мужчин. Убил веру в то, что они могут быть честными, порядочными и открытыми. Я больше никому не верила.

Никому, кроме Алана, потому что время доказало, что бывший муж держит свое слово. Он плохо со мной поступал, он творил вещи не лучшие, чем Шевченко, но я знала, что если Алиев что-то сказал, то так и будет. Он костьми ляжет, но исполнит обещанное.

Поэтому я верила в то, что получу развод. В то, что верну себе квартиру, машину и долю в бизнесе. Впрочем, не могу сказать, что скучала по последнему. Я работала потому, что так было нужно. Потому что нужно было жить и зарабатывать деньги на достойное существование. Однако работа с большой нагрузкой быстро превратила любимое хобби в рутинный и неприятный процесс. Я больше не получала от выпечки былого удовольствия. Мне бы хотелось это делать, но в меньших объемах. Возможно, только для своей семьи.

Семьи, которую мне так и не удалось ни с кем построить.

Наверное, было не суждено. В чем-то Святослав был прав. Как женщина я действительно оказалась бесполезной. Не могла родить ребенка. Кто-то свыше решил, что я недостойна, что не заслуживаю познать материнского счастья.

Я понимала, что мне нужно свыкаться с мыслью о том, что никогда не буду ходить беременной, что не смогу взять своего новорожденного малыша на руки. Не смогу прочитать ей или ему сказку на ночь. Не отведу в школу в первый раз. И не сделаю еще многих других вещей, которые делают мамы по всему миру.

Нет, конечно, врачи оставляли небольшие шансы на чудо и то, что после лечения все станет получше, но они все равно были очень и очень малы.

Мне со многим предстояло смириться.

Поэтому я не возражала, что Алан окружает меня теплом и заботой. Мне никуда не хотелось ходить, не хотелось заниматься работой или насущными делами. Мне нравилось отсиживаться в этом красивом месте и ни с кем не общаться. Изредка я заходила в интернет и все чаще читала книги или рисовала.

А по вечерам мы с Аланом стали вместе ужинать. И беседовать. Много беседовать.

Мы никогда не разговаривали с бывшим так просто и откровенно. До брака мы были знакомы недолго, и все наши разговоры сводились к неловким попыткам подстроиться друг под друга.

А сейчас было не так. Мы откровенно могли говорить о самых разных вещах. О политике, религии, наших традициях и истории, о погоде или науке, искусстве или новинках кино.

Последнее, к слову, стало нашей маленькой традицией. За последние две недели мы пересмотрели несколько комедийных сериалов длиной по восемь-десять сезонов. Алан считал, что смех мне полезен, а я была совсем не прочь отвлечься от тягостных дум.

В один из таких моментов, бывший муж меня и поцеловал. Впервые. Впервые за долгое время. Затем принялся сбивчиво извиняться, но было поздно.

Я и сама этого хотела. Всегда. Целовать Алана было настолько правильно, что я даже не сопротивлялась. Ни мысленно, ни на деле.

Но пока что дальше поцелуев мы не шли. Тягостные, медленные, чувственные — мы наслаждались ими каждый вечер. День, предоставленный мне, и затем ужин, кино, ласки и теплые, крепкие объятия. В таком ритме прошли почти два месяца. И, наконец, мне стало получше.

Немного.

А еще появилась какая-то призрачная надежда, что все может наладиться. Что все может стать хорошо.

Близнецы должны были вернуться домой послезавтра и я с большим нетерпением этого ждала. Мы уже общались с ними по скайпу и дети знали, что я живу вместе с его отцом и жду их, и были очень рады. Правда меня беспокоило другое — родня бывшего.

— Как ты собираешься это уладить? — спросила я как-то раз после того, как фильм был просмотрен и мы выключив телевизор засобирались наверх.

— В каком смысле? Мне нечего улаживать, — пожал плечами он.

— Ты же понимаешь, что как ни крути, а семья — это семья и тебе никуда от них не деться. А я та самая девушка, что опозорила тебя на весь родной край пять лет спустя.

— Тася, послушай меня, пожалуйста, очень внимательно, — тихо начал Алиев, беря меня за руку. — Я с ними разберусь. Тебе не нужно об этом беспокоиться.

— Но ведь они будут тебя отговаривать от отношений со мной… — нахмурилась я.

— Пускай. И что дальше? Неужели ты думаешь, что я все еще тот глупый мальчишка, который легко поддавался их провокациям?

— Но они твоя родня, в вас течет одна кровь, а я чужая…

— Ты роднее всех родных. А их… я найду способ поставить на место. На первый раз прощу. Разок вдарю, но прошу. А на второй раз вычеркну из жизни. Если бы в прошлом я меньше слушался их подстреканий, сейчас мы могли бы жить прекрасной семьей…

— Кто знает… А твоя мама?