Аластор

Джантифф неохотно уплатил требуемую сумму. Но когда он увидел комнату, его негодованию уже не было предела: во Фрайнессе такой номер считался бы «помещением с минимальными удобствами» и обошелся бы не больше озоля за ночь.

Спустившись в кафетерий, Джантифф занял место за эмалированной бетонной стойкой. Разносчик поставил на стойку поднос с пластиковой крышкой.

— Не спешите, — удержал его Джантифф. — Я хотел бы взглянуть на меню.

— Никаких меню. Всячина со смолокном — и глоток студеля вдогонку, червячка замочить. Мы все едим одно и то же.

Джантифф снял крышку и обнаружил на подносе с выдавленными отделениями четыре брикета из спекшегося коричневого теста, кувшинчик с белой жидкостью и маленькую миску желтоватого желе. Джантифф осторожно попробовал «всячину» — она отличалась довольно приятным, хотя и неопределенным вкусом. Сладковато-кислое «смолокно» имело слегка вяжущее действие, а «студель» напоминал разбавленный заварной крем.

Как только Джантифф покончил с едой, разносчик всучил ему квитанцию:

— Оплата наличными в вестибюле.

Джантифф с недоверием смотрел на квитанцию:

— Два озоля? Грабеж среди бела дня!

— Грабеж среди бела дня начнется, когда взойдет солнце, — хладнокровно поправил его разносчик. — Но в «Приюте путешественника» плата взимается независимо от времени суток.

Все постояльцы, мужчины и женщины, мылись в одной и той же полутемной душевой — здесь равноправие решительно возобладало над стеснительностью. Джантифф смущенно воспользовался столь же коллективно-равноправным туалетом, живо представляя себе, что сказала бы его мать, увидев такое безобразие, и поспешно ретировался к себе в комнату.

Ночи на Висте короткие — когда Джантифф поднялся с постели, Двон уже поднимался к зениту. Едва проснувшийся художник напряженно вглядывался в панораму незнакомого города, изучая игру света на гранях многоквартирных блоков и бегущих магистралях. Каждое типовое общежитие отличалось цветом от соседних, и — возможно потому, что Джантифф этого хотел и ожидал — оттенки действительно казались удивительно богатыми и чистыми, как поверхности только что вымытых предметов, выставленных сушиться на солнце.

Одевшись, Джантифф спустился в вестибюль и спросил у портье, как проехать к блоку 17–882. Не позволяя себе даже думать о завтраке стоимостью в два озоля, он вступил на обширное «полотно» — заполненную толпящимися аррабинами сплошную светло-серую поверхность, медленно скользящую вдоль обочины, ускоряющуюся с каждым шагом в поперечном направлении и стремительно несущуюся в центральной части.

Лучезарное сияние Двона озаряло городской пейзаж по обеим сторонам магистрали — Джантифф смотрел, как зачарованный, настроение у него заметно исправилось.

Текущая магистраль плавно изгибалась к западу — справа и слева, сходясь в дымчатой перспективе, к горизонту маршировали вереницы одинаковых блоков. В человеческие реки один за другим вливались боковые притоки. Раньше Джантифф и представить себе не мог столь чудовищные скопления людей: фантастическое зрелище само по себе! Унцибал — одно из чудес населенной человеком части Галактики! Впереди, ныряя под полотно, струилась перпендикулярная человеческая река — пара бульваров, скользивших вместе с деревьями в противоположные стороны. Проезжая над бульварами, Джантифф успел заметить бесчисленные, несущиеся с обеих сторон ряды мужчин и женщин с безмятежно застывшими лицами.

Скользящее полотно повернуло и слилось с другой, еще более широкой магистралью. Джантифф начал следить за висевшими над дорогой знаками, предупреждавшими об отводах. Вовремя перейдя с отвода на медленно текущую параллельную местную линию, вскоре он сошел с нее у блекло-розового двадцатитрехэтажного здания, занимавшего квадратный участок со стороной не меньше шестидесяти метров: это и был блок 17–882, место временной прописки Джантиффа Рэйвенсрока.

Джантифф задержался — осмотреть фасад. Из-под верхнего слоя краски, местами облупившегося, выглядывали грязно-розовые, лиловатые и розовато-белесые пятна, придававшие строению бесшабашный, непоседливый характер — по сравнению с соседним общежитием, выкрашенным в безукоризненно-надменный темноголубой цвет. Джантиффу обжитая обшарпанность пришлась по душе, он поздравил себя с удачной пропиской. Как и во всех остальных общежитиях, в наружных стенах блока 17–882 не было никаких окон или проемов, за исключением общего входа. Вдоль парапета, окружавшего крышу, зеленела листва висячего сада. Под глубокой аркой входа непрерывно сновали входящие и выходящие жильцы — мужчины, женщины, а иногда и дети, все поголовно в карнавально-веселеньких нарядах, слегка раздражавших Джантиффа кричащими сочетаниями цветов. Лица их тоже неизменно выражали веселье — они смеялись и болтали, передвигаясь нарочито бодрой, пружинистой походкой. Заразительная безоблачность настроения окружающих передавалась Джантиффу, его опасения стали рассеиваться.