Алатырь-камень

Последняя трапеза перед выходом из Рязани была семейной — только Ростислава и сын Святослав. Константин сидел на ней непривычно молчаливый. Он выдохся еще с утра, доказывая своим самым ближним друзьям всю необходимость задуманного, включая не только захват Галича, но и торжественную коронацию в Киеве, которую предполагалось провести во время возвращения из похода. Как ни удивительно, на этот раз вся троица его друзей либо была настроена решительно против княжеских планов, либо…

— Я, конечно, как человек военный, выполню все, что ты скажешь, Костя, но, как говорила моя мамочка Клавдия Гавриловна, ты ухватил слишком большой кусок, которым можешь запросто подавиться, — осторожно заметил Вячеслав.

— Стало быть, ты тоже против?

— Ты спросил, я ответил, — пожал плечами воевода.

— Ну, наш патриарх по своей обычной схеме работает. Раз первый царь в той русской истории появился в 1547 году, то и нам надо дождаться того же времени, чтобы еще и этим не усугублять изменения истории…

— Сказано: «Не умножай сущностей сверх необходимости», — перебил Костю владыка Мефодий, который неделю назад самолично прибыл в Рязань, чтобы торжественно преподнести Успенскому, Спасскому и Борисоглебскому соборам святые дары, привезенные из Константинополя. — А я как раз не вижу этой вот необходимости.

— С тобой все ясно, владыка, — вздохнул Константин. — А ты-то чего, Слава? Или ты тоже необходимости не видишь? А ты чего молчишь, Михал Юрьич?

— А мою точку зрения ты знаешь, — пожал плечами изобретатель. — Князь, пусть даже и великий, это почти что президент. У него прав не намного больше. Так что от них до демократии рукой подать. А станет царь — тогда все! Хана!

— Хана будет, когда Батый придет, — парировал Константин. — Сразу скажу, что, исходя из исторической практики, у любого демократического режима шансов победить в войне, при прочих одинаковых условиях, намного меньше, чем при диктатуре. Это абсолютно точно. Демократы Гитлера никогда бы не одолели. Такое мог совершить только Сталин. Да и вообще. У нас коллективное руководство редко было, но за это время мы проигрывали все, что только можно.

— А американцы? — взвился Минька.

— А что американцы? Ты назови хоть одну относительно приличную войну, в которой они победили.

— Ну, Вторая мировая, — неуверенно протянул изобретатель. — А что, они ведь тоже в ней участвовали? — взвился он, заметив саркастическую ухмылку на лице воеводы.

— В сорок четвертом, — кивнул Константин. — Когда нам до Берлина… — Он, не договорив, махнул рукой. — Знаешь, Миня, даже самый затюканный шакал, или нет, лучше чисто по-американски, так вот даже самый вонючий скунс может себе позволить пнуть пару раз ногой смертельно раненного тигра, когда его уже крепко держит за глотку могучий лев.

— А Война за независимость? Выиграли ведь!

— Только их генерал Вашингтон проиграл чуть ли не все сражения. А что касаемо демократии, то я тебе так скажу. Если сейчас ограничиться великим княжением, то рано или поздно, но либо мои потомки, оказавшись слабаками, просто разбазарят верховную власть, либо найдется кто-нибудь из внуков-правнуков, причем не обязательно моих, кто эту корону все равно на себя напялит. И что тогда?

— А что тогда? — пожал плечами Минька.

— А тогда, Михал Юрьич, он все эти ограничения власти, которые я сам по доброй воле приму, сделав монархию изначально пусть и не конституционной, но весьма близкой к ней, просто отметет в сторону. А в свое оправдание скажет: «Мой дед был великий князь и потому слушал всякие советы своих лучших мужей, вводил городское самоуправление и прочее. Я же — царь, так что мне все советчики не указ. Что хочу, то и ворочу!» Так вот, я попытаюсь приучить народ не только к царю на троне, но и к осознанию того, что и простые люди при нем играют немалую роль и имеют весомые права, которые записаны в законе.

— Вообще-то, логично, — нехотя согласился Минька, но Константин, не обращая на это внимания, уже обернулся к воеводе. — Теперь давай с тобой разберемся. Почему ты считаешь, что Галич слишком велик для меня и я могу им подавиться?

— Ты же сам говорил, что Бельзского поддерживают венгерский король и князь Польши. Как его там — седой леший, кажется?

— Лешко Белый, — поправил Константин.

— Тем более ты сам сказал, что Бельзский — его шурин, а здесь родство ценится о-го-го. Получается, что мы ввяжемся в войну сразу против трех противников. Да, мы их разобьем, а дальше что? Они же не успокоятся. Выходит, впереди опять война. Нам оно надо? И непонятно еще одно — когда ты собираешься остановиться и где? Это я как раз про большой кусок. По-моему, уже пора, так что не лучше ли оставить Галич в покое? Мы что, без него не проживем?