Алатырь-камень

— Верно говоришь, — кивнул юнец, и его открытое мальчишечье лицо осветилось простодушной доброй улыбкой. — Его-то мы и ждем. — И он тут же произнес совсем иным, суровым тоном: — Баловать не будешь — останешься жив, а не то…

Стальное острие сверкнуло прямо перед глазами старого воротника. Тот беспомощно оглянулся по сторонам.

— Ах, ты еще учить нас будешь, сопляк! — внезапно выскочил из-за спины Михея Кречет, который уже давно метил на место старшого и теперь решил, наверное, что пробил его час.

Выхватив меч, он ринулся на юнца, который даже не шелохнулся, будто это его вовсе не касалось. Зато за спиной паренька что-то почти одновременно звонко щелкнуло, и сразу два железных арбалетных болта вошли в грудь Кречета.

— А ведь мог бы жить да жить, — хладнокровно произнес юнец, рассматривая мертвое тело, свалившееся к его ногам.

Такая быстрая смерть одного из воротников решила все. Остальным уже не захотелось лезть напролом, тем более что мальцов было не меньше десятка, то есть еще восемь арбалетов у них оставались заряженными, а в том, что они, не колеблясь ни секунды, немедленно пустят их в ход, сомневаться уже не приходилось.

К вечеру город был полностью взят, а пленные венгры вместе с Фильнеем заперты в просторном порубе, расположенном близ конюшен княжеского двора. Королевича Коломана среди них не было.

Бывший галицкий князь, оказавшийся в узилище вместе с Фильнеем, простонал, страдальчески держась за голову:

— Говорил же я, что надо польские полки обождать.

— С ними было бы полегче, — нехотя согласился венгерский воевода, но затем, немного подумав, добавил: — Вот только я не думаю, что мы их дождались бы.

Глава 5 Лучше худой мир

— Одного я только в ум не возьму, батюшка, — после долгого раздумья прервал затянувшуюся паузу Святослав. — Какие ты слова отыскал, чтобы при венчании на царство пред тобой и угорский[66]царевич склонился, и ляшские князья? К тому же, как я слыхал, и прочие князья уговорились супротив тебя выступить, чтоб никто на венчание не пришел, а вышло инако совсем…

— Тут главное — попросить как следует, — вздохнул Константин.

— Ага, но главное, чтоб звучало убедительно, — с невинным видом добавил Вячеслав, покосившись на безмятежное и кроткое лицо друга.

— Без этого никак, — лениво отозвался Константин.

Говорить не хотелось, да и непогода, которая вновь постепенно начинала расходиться за заледенелым окошком возка, располагала к совершенно иному. В такие минуты ему хотелось не беседовать, а размышлять. Или предаваться воспоминаниям…

Александр Всеволодович не знал, что, невзирая на все свое высокомерие, Фильней был прав, предположив, что ждать польских полков не стоило.

Гонцы не лгали, утверждая, будто сводный отряд Лешка Белого и Конрада Мазовецкого выступит буквально со дня на день. Он действительно вышел из Сандомира, где жители Кракова соединились с мазовшанами, всего через три дня после того, как их посланцы убыли в Галич. Однако на его пути лежали владения Константина Рязанского, который отнял Луцк, Бельз и Червень с прилегающими к ним землями у Ингваря Ярославича и Александра Всеволодовича. Земли эти были вытянуты с востока на запад вдоль всего Владимиро-Волынского княжества, гранича с юга с Галицким княжеством, а с запада — с владениями Лешко Белого.

Разумеется, и Лешко и Конрад хотели миновать их стороной, пройдя в обход, по замерзшему Сану — притоку Вислы, напрямую в земли галицкого князя, но у них это не получилось. Ближе к полудню пятого дня, считая со времени их выступления из Сандомира, когда до галицкого города Ярослава оставалось не больше двадцати верст, передовые дозоры поляков напоролись на русичей.

— Далее ходу для вас нет, — спокойно объявил стоящий впереди двух десятков русских дружинников Евпатий Коловрат. — Послан я от Константина Рязанского и имею слово к вашим князьям, так что проводите меня к ним.

Задираться смысла не имело. На узкой просеке, лежащей среди дремучего леса, для настоящего рыцарского боя не имелось места. К тому же за дружинниками высился здоровенный завал, за которым угрожающе поблескивали наконечники русских копий.