Альбедо (СИ)

Выронив листовку, Марго шумно поднялась. Задние ряды волновались, гудели растревоженным ульем, передние оборачивались в удивлении и недовольстве. Марго не стала ждать: подобрав платье, метнулась к выходу, проталкиваясь сквозь толпу, совершенно неприлично работая локтями и молясь про себя, чтобы обозналась, чтобы это был не Родион…

Шарф мелькнул слева, поплыл по лестнице вниз. Марго обогнал какой-то спешащий господин, обдав ее перегаром и луком, на серых щеках отчетливо темнели рябины.

Господи, помоги!

Страх заворочался ледяным комом, подстегивая вперед — не то в погоню за братом, не то подальше от этого места, где, казалось Марго, вот-вот произойдет что-то непоправимое, ужасное.

Она бежала, ломая каблучками хрусткую наледь. Кажется, кто-то окликнул ее. Кажется, кто-то попытался остановить:

— Фрау, туда нельзя!

Оцепление, спаянное из серых мундиров, рвалось на пунктир. У подножия лестницы уже не было ни мольберта, ни самого художника. Рябой смешался с толпой. Шарф Родиона в последний раз мелькнул где-то у чумной колонны. Марго остановилась с едва не выпрыгивающим из ребер сердцем, огляделась вокруг — на фонари, слепящие глаза, на убегающие в зимнюю тьму улочки, на черные шпили, — как вдруг со стороны собора пришел удар.

От него задрожала мостовая, качнулись гирлянды над головой и сразу же — одновременно с истошными криками, вспоровших воздух, точно стилетом, — оранжево осветились витражи.

— Родион! — в голос закричала Марго и, растворившись в страхе, побрела обратно к собору.

Ее обгоняла полиция, зеваки, какие-то господа с носилками.

Кричали люди:

— Бомба! Бомба!

Гудело алое пламя, вылизывая каменные лица святых.

Кто-то стонал — предсмертно, протяжно, на одной ноте.

Марго поскользнулась, не удержала равновесия и, плюхнувшись на мостовую, разрыдалась — не столько от боли, сколько от душевного надлома. Прижатая каблуком, трепыхалась мерзкая листовка: нарисованный огонь был как настоящий.

Особняк фон Штейгер.

Меньше, чем через два часа, в Авьене воцарилась тишина.

Это была не та рождественская тишина, наполненная умиротворением и покоем. Нет, тишина пульсировала, как нарыв, в ней вызревала буря, и Марго всей сутью ощущала: что-то грядет.

Блуждание по ночным улицам лишь на первый взгляд казалось бесцельным, но природное чутье вело Марго через Штубенфиртель, где в незрячих окнах университета не было ни огонька, потом на Бундесштрассе. Несколько раз Марго обгоняли гвардейцы: грохот подков и бряцанье сабель вызывали неясную тревогу. Петерплатц оцепили. В госпиталь везли пострадавших, в полицейский участок — подозреваемых, и каждый раз Марго чудилось, будто она снова видит вязаный шарф Родиона, и каждый раз ошибалась.

Его не было ни в университете, ни в участке, ни на оцепленном Петерсплатце, не было и дома.

Особняк барона угрюмо ждал, пустой и мертвый, как его хозяин. Марго не хватило духу вернуться в него: от мысли, что ей придется провести ночь в одиночестве, в окружении старых портретов и алхимических колб, делалось дурно.

Она замешкалась на пороге.

— Фрау фон Штейгер? — Вцепившись в дверную ручку, Марго обернулась на голос. — Простите, фрау, мне очень нужно с вами поговорить…

Опасение развеялось, едва баронесса различила меховую мантилью и дамскую шляпку с вызывающе пышным пером.

— Простите, — через силу улыбнулась Марго, — я давно не принимаю клиентов, так что не знаю, смогу ли помочь вашей беде.

— И я не знаю, — женщина остановилась у самой кромки светового круга, и сжала руки под муфтой. — Но речь идет о жизни Спасителя, — помедлила, от чего у Марго болезненно подскочило сердце, и добавила совсем тихо: — Генриха.

«Что с ним? — кольнула первой мыслью, а следом еще одной: — Где?..»

Ни одна не была высказана: язык приморозило к небу. Вместо слов Марго распахнула дверь и приглашающим жестом велела следовать за ней.

За вечер кабинет выстудило, рамы присыпало снежной пылью. Не раздеваясь, Марго запалила фитиль и подняла вуаль. Гостья последовала примеру: у нее оказалось красивое зрелое лицо и чувственные губы, напомаженные чуть гуще, чем принято в приличном обществе.

— Значит, это вы и есть, — сказала она грудным, хорошо поставленным голосом, оглядывая баронессу очень черными и очень внимательными глазами. — Что ж, не худший выбор.

Сделалось неуютно, и Марго перебила:

— Вы сказали, что хотели поговорить со мной о Спасителе, фрау…

— Фройлен, — поправила гостья. — Меня зовут Марцелла Турн, хотя вам это имя ничего не скажет. Вас было несложно найти: женщины Авьена знают, к кому обращаться, когда надежды не осталось.

— Вы кто? — теряя терпение, отрывисто осведомилась Марго, спиной чувствуя нарисованный взгляд барона. — Почему сказали, что жизнь его высочества в опасности? Откуда…

— Знакома с ним? — подхватила гостья и ответила спокойно, будто само собой разумеющееся: — Я его любовница.

По спине прокатилась холодная дрожь, и Марго сжала пальцами виски.