Горожане понимали, что грамота делает всех их рабами Монфора и католических прелатов. Грамоту эту успели прочесть во всякой деревне, считавшейся в зависимости от графа Тулузского, во всяком замке, ему подвассальном. Католики и еретики соединились в одном патриотическом чувстве, в любви к своей родине. Жители Муассака и Агена объявили, что они скорее своей родной рекой поплывут в Бордо, чем признают власть попов или французов (ni barrau, ni Franses), и если графу угодно, то они выселятся вместе с ним в другую страну, всюду, куда он хочет. В Монтабане и других городах говорили в том же духе. Граф велел благодарить их за такие чувства. Он приказал изготовить письма во все концы своего государства насчет приготовлений к войне. Он поднимал Альбижуа и Каркассон против Монфора; он просил помощи у самостоятельных графов Беарна, Комминга, де Фуа, аквитанских сеньоров, Саварика и Молеона. Все они тогда же предложили ему свои услуги от всего сердца[79]
.Тулузских католиков в этом общем патриотическом движении занимало одно – церковное отлучение. По настоянию властей оно было снято епископом Фульконом[80]
. Приготовления Раймонда были закончены к началу поста, но он не хотел первым приступать к военным действиям.Такую же деятельность развивали и в лагере крестоносцев. Арнольд, понимая, что предстоящая кампания важнее всех прочих, заботился об увеличении войска. Он послал епископов вербовать крестоносцев во Францию и Германию. Тот самый епископ Тулузский, который только что снял отлучение со своих сограждан, прибыв к легатам, принял на себя поручение проповедовать новый поход во Франции. Фулькон был типом ловкости и изворотливости провансальца. Он, умея льстить и ладить с тулузцами, также сумел найти для них страшных врагов. В лагерь Монфора прибыл славный между тогдашним рыцарством епископ Парижский. Вместе с ним приехали и другие вельможи, известные своими подвигами, приключениями, храбростью. То были: Петр, граф д’Оксера; Роберт де Куртне; Адольф, граф Монса; Юлий, граф Майенна и Энгерран де Куси, потомок знаменитых сеннских баронов. Вслед за их отрядами шли и ехали новые толпы воинов и пилигримов, блистательные рыцари, бароны, князья и графы, в парче, золоте, камнях, но чаще в железе, на высоких боевых конях. И главной приманкой, поднявшей это воинство, была проповедь Фулькона Тулузского[81]
. Плоды его измены должны были стать ощутимы для тулузцев. Между знатными рыцарями появился, наконец, хотя и ненадолго, угрюмый, злой и вечно одетый в броню пленитель Ричарда Львиного Сердца – Леопольд, герцог Австрийский. Весь этот блеск тогдашних военных знаменитостей сосредоточился в Каркассоне почти в одно время, около первых чисел марта. Пост уже давно начался, и в это время обыкновенно открывались кампании против альбигойцев, обязательные для каждого крестоносца по крайней мере в течение сорока дней.Готовы были на той и на другой стороне; и Раймонд, и Симон были вооружены. Но в последнюю минуту меч как будто не желал появляться из ножен соперников. Монфор делал вид, что продолжает заниматься прежним усмирением уже покоренных феодалов и уничтожением их еретиков. Начало похода должно было непременно быть толковым. Монфор собрал все именитое рыцарство на совет и предложил пока заняться осадой Кабарета. Родственник замученного виконта Безьерского, Петр Роже, по-прежнему неприступно сидел в своем замке и держал в заключении неосторожного Букхарда де Марли. Уже 16 месяцев томился пленник в оковах, ожидая освобождение. Его властелин не решался на преступление, понимая, что для него содержание пленника всегда будет выгодно. Имея его в своих руках, барон Кабарета мог выгадать для себя многое.