Альбигойцы. Начало истории и учение

Аббату Клерво католическая партия в вознаграждение за его усилия предложила вакантную тулузскую кафедру, но он отказался, уступив свое место Фулькранду, позже приобретшему известность. Легат Петр также должен был вернуться в Италию ввиду общего равнодушия Лангедока к католическому учению. Он увозил с собой подозрение даже на самого графа Раймонда, все старания которого действовать вопреки большинству и угодить Риму оказались бесполезны. Кардинал рекомендовал папе аббата Генриха как единственного человека, от деятельности которого можно ждать каких-либо успехов. В ожидании будущих побед аббату пожаловали кардинальство и епископство Альбано.

Генриху скоро пришлось проявить свои таланты. Из Лангедока вслед за отбытием легата писали, что не только виконт Безьерский, но и Бернар Аттон Нимский, Луп, барон Рабатский, Роже Таррагонский оказались в числе защитников ереси.

В следующем же году [1179] был созван собор в Риме. Это был третий Латеранский или одиннадцатый Вселенский, он главным образом был направлен против еретиков Юга, называемых тогда аженойцами вместо альбигойцев, от области Аженуа. Количество присутствовавших доходило до тысячи человек, в их числе было более восьмисот епископов. На собор вызвали всех трех лангедокских архиепископов: нарбоннского, арльского, из Э и их викариев.

Двадцать седьмое постановление собора содержит строгие меры против еретиков: «Хотя Церковь, следуя святому папе Льву, довольствуется часто одним судом первосвящен-ническим и не принимает кровавых мер, однако он может быть вспомоществуем и мирскими силами, дабы страхом казни побудить людей следовать духовному врачеванию. А так как еретики, которых одни называют катарами, другие патаренами, прочие публиканами (павликианами), добились великих успехов в Гаскони, Альбижуа, земле Тулузской и иных местах и поскольку они явно распространяют свое заблуждение, пытаясь развратить слабых, мы предаем анафеме их с их покровителями и сообщниками и запрещаем всякому, кто бы то ни был, иметь с ними общение. Если они умрут во грехе, то никогда не поминать их и не хоронить между христианами»[212].

Этим постановлением еретики приравнивались к разбойникам и всяким бродягам. Порядочный христианин мог без раздумий поднять руку на тех и других, изгоняя их как «нечистую язву»; избиение еретиков только ставится в заслугу. Даже самому заклятому грешнику прощаются два года покаяния, если он убьет еретика. Епископы всеми силами должны покровительствовать таким убийцам, которые отныне считаются крестоносцами, и их семейства и имущество объявляются под защитой церкви.

Архиепископ Нарбоннский первый поспешил привести в исполнение угрозы Латеранского собора. Он разослал по всем епархиям громовые циркуляры о гонении на еретиков, где предписывал привести в немедленное исполнение против них самые строгие меры.

«Если какой-либо дистрикт окажется еретическим, то повелеваю с соблюдением обычных торжественных церемоний предать всю такую землю отлучению, прекратить там службу, не совершать таинств, кроме крещения и покаяния…»

Мертвых запрещалось хоронить в городе, а тех, которые допустят это, – также отлучать. Главные покровители еретиков: граф Тулузский, виконты Безьерский, Нимский, бароны Рабатский и Таррагонский, даже владетель Наварры отлучены, как участники зла[213]. Влияние решений, принятых на третьем Латеранском соборе, быстрее всего отразилось на французском правительстве. Королю Филиппу Августу было только пятнадцать лет, но он уже успел издать строгие указы против так называемых публикан. Вильгельм Бретонский, воспевший его жизнь и подвиги, с некоторой гордостью говорит: «Король не позволял никому жить вопреки законам церковным, никому, кто бы осмелился чем-либо оскорблять католическую религию, никому, кто бы пытался отрицать таинства»[214].

И действительно, во Франции еретиков уже начали жечь. Тем более неспокойные вести приходили из Лангедока. Сам ход политических событий был не совсем благоприятен для папской курии. Дело шло к тому, что король арагонский вскоре станет врагом Рима. Поводом к тому было одно из местных феодальных столкновений, к которым слишком привыкли в Средние века.