Альбинос [СИ]

Дверь в соседнюю спальню была приоткрыта. Предварительно затушив свечу, на цыпочках приблизился к ней и заглянул внутрь. В комнате было темно, и разглядеть происходившее не было возможности, но я сразу почувствовал, что он ― там. Рука, державшая подсвечник, взмокла, и тот едва не выскользнул на пол, ударившись о дверь. Звук получился глухой, но он меня выдал.

― Кто здесь? ― голос негодяя прозвучал недовольно и зло, после чего словно холодный поток ветра промчался рядом со мной.

Я устоял на ногах, а моё «оружие» ― подсвечник, упал на пол и покатился по нему.

― Спрашиваю ещё раз ― кто посмел мне мешать? Это ты, Симон, снова нарываешься на порку?

И тут, вместо того, чтобы убежать, я завопил:

«Это ― Лэнни, я всё про Вас знаю и расскажу отцу. Вас ждёт тюрьма! Немедленно отпустите девочку!»

В ответ раздался странный смех.

― Ох, Лэнни, похоже, тебе просто не терпится присоединиться к нам. Тоже хочешь повеселиться? Наши желания совпадают, я уже иду за тобой…

Ничего страшнее этих слов я в жизни не слышал. Ночная сорочка мгновенно прилипла к телу, сдавивший горло спазм не давал мне вздохнуть. Заглянувшая в большие окна луна осветила дорогу к ведущей на нижний этаж лестнице, и я бросился к ней. В несколько прыжков преодолев ступеньки и умудрившись при этом ничего себе не сломать, спрятался под лестницей и уже в эту минуту знал, что сделаю дальше.

Мучитель собственных детей неторопливо шёл по моим следам и посмеивался.

― Я иду за тобой, храбрый Лэнни. Ты ведь спрятался под лестницей? Как глупо, твой страх так приятен. Он великолепен, ― продолжал издеваться мерзавец, и мне хотелось ему прокричать, что это не страх, а ― ненависть, но я промолчал. И благоразумие тут было ни при чём. Просто мальчик под лестницей ждал момента, когда маг начнёт спускаться.

И как только это случилось, я направил магию на ступеньку ниже, разрушая её. А потом слушал, как на неё ступает нога негодяя, подворачивается, опрокидывая не успевшее среагировать тело, заставляя его кубарем падать вниз.

Он лежал на полу, освещаемый лучами полной луны, совсем недалеко от меня. Глаза ― широко раскрыты, так же, как и окровавленный рот, шея неестественно вывернута, кость одной руки, проткнув кожу, торчала наружу. Лужица крови была совсем небольшой, и я, как завороженный, смотрел на дело своих рук, часто дыша и не в силах пошевелить даже пальцем.

Потом я отключился и пришёл в себя от энергичных похлопываний отца по щекам. Открыв глаза, увидел родное лицо и заплакал. Он гладил меня по волосам, покрывая поцелуями мои руки и пытаясь о чём-то спросить. Но я не мог ему ответить ― у меня был шок.

Собравшиеся вокруг незнакомые люди громко говорили, что-то обсуждая. Один из них, видимо, местный доктор, сказал отцу, что, скорее всего, я стал свидетелем несчастного случая, произошедшего с хозяином дома. И нежная детская душа не выдержала такого ужаса. Ребёнку, то есть, мне, нужен покой и хорошая еда. По его мнению, это должно было помочь.

Отец хмурился и кивал, но с рук меня не спускал. Мы сидели в холле, когда к нам подошёл Симон и, ничего не объясняя отцу, пожал мне руку, шепнув на ухо:

«Я твой должник, Лэнни!»

Отец удивлённо на меня посмотрел, и тут у меня прорезался голос.

― Симон ― старший в семье, он был ко мне очень добр и пожелал нам хорошей дороги, ― сказав это, я понял, что лгать ― легко, главное, чтобы голос звучал уверенно.

Отец обрадовался, что я заговорил, и, на моё счастье, не стал расспрашивать, что же произошло на самом деле. Он отнёс меня в карету и только собрался крикнуть кучеру: «Трогай!» ― как к нам подбежала младшая дочь этого несчастного семейства. На ней было розовое платье, а волосы собраны в две аккуратные косы. Глаза девочки по-прежнему были печальны, но светились как-то по-особенному, заставив моё сердце радостно вздрагивать.

Она ничего не сказала, просто смущённо протянула мне своего тряпичного зайца и, увидев, что я прижал его к себе, убежала на крыльцо и уже оттуда долго махала мне вслед, пока наша карета не скрылась за поворотом.

― Похоже, Лэнни, тебе удалось тронуть это маленькое сердечко. Интересно, чем?

Я ухмыльнулся и пожал плечами, ещё крепче прижимая к себе подаренную игрушку. Отец откинулся назад и, немного помолчав, вдруг спросил:

«Уверен, что не пожалеешь о том, что сделал?»

Я посмотрел ему в глаза.

― Нет.

Он покачал головой и пробормотал что-то вроде: «Что же теперь с нами будет?»

Наш разговор состоял из одних недомолвок, но мы понимали друг друга.

― Папа, ты знал, что этот твой знакомый ― очень плохой человек?

― Нет, малыш, даже понятия не имел. Иначе, разве оставил бы тебя с ним?

Я снова помолчал, глядя на стену вздрагивающей кареты.

― Не люблю людей, ― почему-то сказал я.

― Что ты, Лэнни, не все же такие, как он… ― попытался возразить мне отец.

― Что, бывают и ещё хуже? ― на этот язвительный вопрос он ничего не ответил, погладив меня по голове.

― Прости меня, Лэнни, я так виноват перед тобой, сынок.

― Я подумаю об этом, ― ответил и отвернулся от него, уставившись в окно и давая понять, что наш разговор окончен.

Глава 3