Альбион и тайна времени

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила у меня в Москве одна практичная Люся, едва увидевшая меня в платье от Эшли. — Ты вынула эту тряпку из бабкиного сундука, желая продемонстрировать всем свое равнодушие к одежде и к моде, которыми всегда кичилась? Довольно глупо с твоей стороны. Все знают, что ты приехала из Лондона, и это тряпье будет осуждено.

Кажется, бесполезно было уверять ее, что именно это платье «из бабкиного сундука» в моде в Лондоне, если считать модой то, что полгорода ходит в этих одеждах, легких, нежарких, романтичных и милых.

Не знаю, в чем собственно состоит главный секрет успеха Лоры Эшли, столь процветающей в такие сложные дни для Англии, когда почти никто здесь не процветает. Может быть, и, безусловно, в этом есть резон, секрет успеха в немалой степени связан с тоской по «добрым старым временам», что, быть может, и не были столь уж добрыми, но, отдалившись, стали казаться таковыми на фоне недоброго сегодня. Тоска по прошлому вообще, как мне кажется, есть необходимое и непременное свойство человеческой натуры, стремящейся к своим сегодняшним истинам, ищущей гармонии красоты, правды и справедливости.

В самом деле, какие бы суровые документы и факты ни оставило людям их прошлое, они все же смотрят в него с подобием надежды, ища и находя созвучное себе и потерянное в своем времени нечто. Сколько мы знаем успешных и неудачных попыток идеализации прошлого. А сколько удачных попыток охаивания, что само по себе часто в основе своей несет попытку тоже приблизиться к гармонии, правде, истине, если не спекулятивно в своей основе. И все же в человечестве более добра к своему прошлому, нежели зла.

Вот и платьица эти нехитрые — в чем секрет — сформулировать не возьмусь, но знаю, на себе испытала: сначала я глядела на них с явной насмешкой, потом с сомнением, но стоило лишь надеть, как из человека двадцатого века немедленно превращалась я в женщину: оборки качались, обвивались, складки падали и обтекали — все это меняло выражение лица, походку, взгляд. Я чувствовала себя великолепно, совершенством, лишенным недостатков, ибо в платье Лоры Эшли все недостатки не имели значения.

Смелая индивидуальность Лоры Эшли наложила заметный отпечаток на всю современную моду. Это Лора, никто иной, первой ввела длинные юбки, хотя и не прославилась так, как Куант с короткими. Это Лоре обязан мир моды обилием оборок и кружевных прошв в своих моделях. Наши женщины, понашившие себе ситцевых длинных платьев в середине семидесятых, обязаны этим начинанием Лоре Эшли.

Как истинный и уверенный в себе художник, Лора не боится конкуренции и, как мне кажется, не падка на рекламу. Во всяком случае, я ни разу за годы жизни в Лондоне не встречала нигде рекламы ее фирмы, чего не могла бы сказать ни о Куант, Хуланики и других, менее известных и нашумевших.

Лора — подлинный народный характер — меньше слов, больше дела. Я вижу, как другие модельеры используют идеи Лоры, и, будучи ее поклонницей, беспокоюсь, не обошли бы.

Но саму художницу это нисколько не волнует, переняли кружева, и пусть — не до кружев сейчас, вот новая идея кроя юбок, такая идея, такая!

— Нам сейчас очень подражают, — соглашается со мной Бернард Эшли, — но нас это мало беспокоит, ведь наши цены вне всякой конкуренции.

Вот еще одна черта секрета успеха «дела Эшли»: цена платья, как говорится, божеская. Платье с длинной юбкой, высоким воротником, пышными рукавами и турнюром на спинке, такое романтичное, так молодящее и так идущее любой женщине, стоит совсем недорого, много дешевле подражаниям Лоре в дорогих магазинах.

— Мы убедились, что можно быть счастливыми оттого, что приносишь людям радость своей работой и не наживаешься на них. Конечно, мы должны быть очень аккуратными, чтобы не вылететь в трубу, но и алчности в нашей семье пока не заметно, — рассказывает Бернард, — бывает, Лора создаст модель и так она нам нравится, так хочется, чтобы все ходили в таких платьях, что мы начинаем ломать голову, как бы сделать платье подешевле, не в ущерб его качеству. Чаще всего, если платье обходится нам дороже других, мы все же приравниваем его цену к ним, надеясь, что компенсируем где-нибудь в другом месте. И ничего, живем, не падаем. Возможно, мы теряем, но в конце концов чем больше женщин носит наши платья, тем больше людей их видит и хочет купить.

Захлопнулась третья дверь, и мы остались с Пегги наедине.

— А теперь, — сказала Пегги, посмеиваясь, — оглядитесь вокруг и скажите мне честно, положа руку на сердце: что вы видите на улицах Лондона? Я говорю о моде.