Альбион и тайна времени

Лохматая голова явно виднелась над креслом, повернутым ко мне спиной. Испуга никакого: в комнате было почти светло, непонятно почему, ведь шел третий час осенней ночи. И потом — лондонское телевидение своими ночными фильмами-ужасами так хорошо натренировало мои нервы; я понимала, что главные герои в такого рода произведениях никогда не погибают от руки привидения — иначе зачем было затевать весь сюжет.

— Способная. Чувствует меня на расстоянии, — сказала лохматая голова и очень гулким голосом, таким, как будто бы он звучал не в набитых мебелью стенах, а в пустой пещере.

Кресло повернулось.

Я уже хотела пойти спать: лучше Булгакова о Воланде не расскажешь, и потом — у меня к Нему не было никаких вопросов. Я еще в себе не разобралась окончательно и хотела дожить до собственных выводов без посторонней, пусть даже такой могущественной помощи. И потом, я все-таки была воспитана в традициях, материалистического мировоззрения.

— Зачем тогда ты беспокоила меня своими дурацкими размышлениями о Времени и желанием понять его? — сказала лохматая голова. — Меня не интересу ют твои литературные страхи эпигонства. Талант ничего не боится — это азбука. Лучше садись. И смотри.

Он протянул ко мне ладонь, на которой был шарик величиной с теннисный мяч — крохотный макет земного шара. Когда и приблизила к нему глаза, шар заметно увеличился в размерах и стали видны материки, моря, обозначения гор, рек, равнин.

— Мы сейчас здесь! — указал Он пальцем на маленький остров. — Ты не можешь видеть, что сию секунду происходит здесь?

Палец уткнулся в Москву.

О, нет, увы, я не могла.

— Немногие существа на земле могут видеть, не глядя. Это зрение не результат интуиции или ума. Его можно было бы назвать умением видеть во Времени, Я сейчас вижу все, что происходит на земле, но как я это вижу — ты понять не можешь, ибо Природа не наделила тебя таким видением. Но и мое умение видеть — совсем не самый зоркий взгляд. Есть еще глаз самой Природы. Она видит Землю с огромной высоты, и асе, что происходит с тобой сейчас, ей было видно уже аз день, когда эта крохотная планета стала тем, что она есть теперь. Впрочем, вряд ли Природа заметила ее возникновение.

— Это очень, очень сложно для меня. И совсем не нужно, — заволновалась я. — Чего не может понять человек, того он понять не может. Я слишком мала для ваших категорий.

— Я тоже мал для тех категорий, о которых только что говорил. Но ты хотела знать тайну Времени…

— Можно, я буду задавать вам вопросы, если вы так любезно согласились поговорить со мной об интересующей меня тайне, — подумала и сказала я одновременно, хотя говорить, как я понимала, не было никакой необходимости. Он читал мысли.

— Пожалуй!

— Могу ли я думать, что все происходящее, например, сейчас со мной, для взгляда Природы уже произошло? И не только со мной, со всей Землей!

— Да, это так.

— Значит, уже сегодня сверхсиле Природы виден весь дальнейший путь Земли.

— Да, это так.

— Но если Природа видит путь Земли и возможную ее катастрофу, может ли она с помощью своих сверхсил ее предотвратить?

— Разве можешь ты, ступая по траве, не убить миллионы зерен и сотни насекомых? Ведь эта трагедия не зависит от твоего хочу — не хочу — ты ступаешь бессознательно, по закону Природы.

— Значит, у Природы от живого существа, ею созданного, нет тайн?

— Никаких. Есть лишь непознанная и непознаваемая живым существом большая Природа.

— Но Вы все-таки обладаете умением видеть завтра?

— Обладаю.

— Тогда скажите, что ждет человечество в ближайшем столетии?

— Ишь ты какая! — ответил Он и исчез.

Через секунду Он возник снова в том же кресле:

— Я забыл сказать тебе, что тайна Времени все-таки есть.

— Как же так?!

— Она есть для тебя. Непознанное — есть тайна. Очень просто.

Утром, проснувшись, я в первую же секунду вспомнила приход моего ночного гостя и сразу же назвала Его по имени: меня навестил Нострадамус, знаменитый предсказатель, живший в шестнадцатом веке. Я могла бы втайне очень гордиться такого рода визитом во сне, если бы предсказатель оставил мне на память хоть какой-нибудь факт из будущего. О, я могла бы рассказать об этом людям и, возможно, предупредить человечество. Но, видимо, и скорей всего совершенно справедливо, я была совсем не той фигурой, в уста которой Нострадамус мог бы вложить предвестие. И потом… Как предупредишь человечество? Разве внемлет оно голосу разума, объявись я с таким голосом?

Куда проще, и в общем-то нужнее, разобраться в том, какую тайну предлагает миру разгадать угасающий Альбион, что оставляет он человечеству всем опытом своего взлета и падения.

Могла ли я не задать своего любимого вопроса о тайне Времени людям, которым пришлось быть героями на страницах этой книги.

Миссис Кентон: