Альбом для марок

      – Драки-драки-дракачи,
      Налетели палачи!
      Кто на драку не придет,
      Тому хуже попадет!
      Выбирай из трех одно:
      Дуб, орех или пшено!

Дуб – получай в зуб!

Пшено – но! но! но! но! – с погонялками.

Орех – на кого грех!

– На Зельцера, на бздиловатого!

В классе стыкались, шмаляли в морду мокрой тряпкой, толкли мел, валили в чернилки карбид, харкались в трубочку жеваной бумагой или – пакостно и от сытости – хлебом с маслом.

Фитиль из-под земли вдруг вскидывает руку – ты вздрагиваешь, фитиль расплывается:

– Закон пиратов! – крестит: приставляет пальцы и бьет ладонью в лоб, под дых, в оба плеча с заходом локтем под челюсть.

На уроке подзатыльник сзади и шепотом:

– Передай!

Над головою ладонь и тихо:

– Висит!

– Бей! – успевает сосед, и ладонь опускается.

На первых партах гудят или натужно рыгают – особое искусство. На средних – под партой играют в картишки, подальше – из рогатки стреляют в доску и по флаконам. Рогатка – резинка с петельками на большой и указательный. Сжал кулак – ничего нет. Стреляют бумажными жгутами, злодеи – проволочными крючками.

На камчатке, очнувшись от одури, замедленно удивляются:

   – Странная вещь,
      Непонятная вещь…

По рядам шорох – продолжение известно:

     …Отчего моя жопа потеет?
   – Оттого, что сидеть,
      Головою вертеть
      Запретить нам никто не посмеет![27]

Для душ попроще —

негромкое сетование: – Гррудь болит…

сочувствие: – В ногах ломо ́та…

мысленно: – Хуй стоит,

Ебать охота.

Для характеров поактивнее – возглас: – За!

подхват: – лу!

хором: – пешка!

На уроках я всматриваюсь, ищу интеллигентные лица, вслушиваюсь, стараюсь не пропустить благозвучную фамилию – тщетно.

На переменах, во время буйства я съеживаюсь, ощетиниваюсь. С Большой Екатерининской я вынес ожидание каблука, который меня, амебу, раздавит.

Ощетиниваюсь, съеживаюсь – и мне прозвище: Еж, Ежик – недобро.

Антисоветчик Александров меня за сутулость: Горбатый Хер.

Из долгопрудненской жестяной коробки всем раздаю дефицитные перышки.

Всем подсказываю, подсовываю списать.

Сержусь, что сосед-татарин не способен скатать диктант или контрошку.

Все время в напряжении. Руки прижаты к бокам. Из подмышек сбегает холодными струйками пот. В школе – чувство физической грязи. Я брезгаю казенными завтраками – зараза – стараюсь не заходить в уборную.

С последним звонком срываю со стены пальто – вешалка тут же в классе – и домой.

После второй смены по темным улицам страшно. Ничего, когда по пути с кем-то. Когда один, мамино/бабушкино: вон идет человек, смотри, чтоб он тебя не стукнул.

На темной улице отнимают учебники: большие деньги на рынке. Я учебников не носил.

– Ты домой прибегал прямʼ весь в мыле. Я тебе по четыре рубашки на дню меняла. (!?)

Придя, всегда слышал:

– Опять еле можаху? Сейчас ужин будет, а ты пока прими положение риз.

И куда я так стремился? Мне ведь нужно было к утешительному занятию, чтобы один и в покое. Покой был, весьма относительный. Один – втроем на тринадцати метрах – я почти никогда не бывал. Делая уроки, громко выл, чтобы заглушить телефонные разговоры, соседское радио. На улицу не выходил: за зиму на Большой Екатерининской слабые дворовые связи отсохли.

В школу шел нехотя, загодя, по Второй Мещанской: Третья, ближе, была унылая, разве что в середине желтый особняк, некогда солиста Большого театра. Еще помню у двери латунную доску с орлом, да по школе бродят кремовые лакированные конверты: АМБАСАДА ЖЕЧИПОСПОЛИТЕЙ ПОЛЬСКЕЙ В МОСКВЕ.

Раз у Филиппа-Митрополита навстречу мне совсем ранний:

– Заболела! Уроков не будет.

Сколько раз я потом у Филиппа-Митрополита сам решался и заворачивал: заболела, уроков не будет.

Сколько раз сам сказывался больным. Когда врешь, что болен, заболеваешь вправду. Было чем: бабушка/мама оберегали меня.

Болезнь – это чистая совесть, покой, законное утешительное занятие – чтение. В который раз Облако в штанах и Хулио Хуренито. Новое: Гоголь. С десяти лет Гоголь яркостью и искусством удивительных слов стал любимым на всю жизнь.

Третий класс. Сталинская красотка – перекись, надо лбом валик, маленькие глаза, большие щеки:

– Баба-Яга в ступе едет, помелом следы заметает.

– Людмила Алексеевна, что такое ступа?

– Это тележка такая.

Она или вроде нее:

– В городе – кварта́л, в году – ква́ртал.

Дневник:

25 декабря 1944 г.