Альбом для марок

Ничего против евреев не было в присказке:

      Народная драма —
      Иван убил Абрама.

Как не было самоиронии в давнем:

      – Руссиш, культуришь?
      – А хули ж! —

ибо оно было слишком сродни первопятилеточному:

      – Ты куришь?
      – А хули ж!
      – Баб ебешь?
      – А что ж!
      – Водку пьешь?
      – Поднесешь?
      – В церковь ходишь?
      – Хуль хуевину городишь!

Быть айсором – привилегированно. На партах сидят по двое, по трое, только Шалита – один: а вдруг посреди урока ему захочется поразмяться, повыжаться на руках, попрыгать над сидением вдоль. Учителя делают вид, что не замечают. Дерик тоже боится. Айсоры со всех Лаврских по вечерам устраивают побоища у Фору́ма/Урана, наводят атанду на весь район:

– Нас мало, но мы армяне.

В устной традиции они – армяшки с Самотеки. При всей своей злобной капризности отзываются и не обижаются на армяшку.

Рисование последний урок, поздний вечер. Борис Иванович объясняет:

– Бежевый цвет это все цвета понемногу – вразбежку. Поэтому – бежевый.

Он поворачивается к нам от таблицы, и в этот момент злодей Глазков залепляет ему в лицо мокрой тряпкой. Борис Иванович бежал. Что мог он поделать?

Сын замнаркома Алексеев, развалясь, на уроке потягивает из четвертинки сквозь соску. Замещающая училка, старая дева с прононсом, боится глядеть в его сторону: встретясь глазами, Алексеев обязательно проворчит:

– У, брюзлая пизда!

На Алексеева с соской в середине урока входит инспектор, морщинистый Ваня Маштаков, – и забирает с собой к директору. Старая дева с прононсом машинально:

– Тю ля вулю, Жорж Дандэн!

Взрыв. Тю-лю-лю покрывает старую деву вечным позором. А сын замнаркома возвращается в класс триумфатором.

На переменке маленький Юрка Вятков бегает над проходом – левая нога на среднем ряду, правая – на правом. Кто-то его случайно толкнул или он сам оступился… Завуч Белла Семеновна завернула его в свою шубу и по снегу потащила к Склифосовскому – за два длинных квартала. На следующем уроке перекличка:

– Вятков!

– Нет!

– На прошлом уроке он был.

Антисоветчик Александров:

– Он яйца себе разорвал!

Хихиканье.

– Не понимаю, что тут смешного. Каждый мужчина имеет при себе пару яичников.

– Вам привет от трех лиц!

– ?

– От моего хуя и двух яиц!

Это покупка. Покупок много:

– Поехали!

– Куда?

– Армяшке жопу чистить!

Покупка семинаристская: – Разгадай сокращение ДУНЯ. –  Я не могу… –  Дураков Унас Нет. Понял? –  А как же Я? –  А ты дурак. Этʼ точно.

Покупка на сдвиге: – Ты что, сегодня уху ел?

– Не.

– А на вид совсем ухуел.

Покупка с насилием. Звонок в нос: – Барин дома? – Испуганный кивок. Глядя в глаза: – Гармонь готова? – Еще более испуганный кивок. – Поиграть можно? – и за оба уха в стороны изо всех сил.

Покупка злодейская: Новенькому:

– Чой-тʼ от тиʼя вином пахнет. Дыхни! – и лопух получал в рот скопленный сгусток харкотины.

Родом покупки и внезапным проявлением ритуала было, когда в проходном дворе Глазков неожиданно, ни с чего – речь шла о другом – спохватился:

– Этʼ Сережа налягавил. Темную!

На голову мне накинули чье-то пальто и небольно побили. Небольно, ибо знали, что я не лягавил – да и лягавил ли кто? – а когда отправили ритуал, то назавтра общались со мной, как будто ничего не произошло.

Шакальство тоже могло быть покупкой, но открывало возможность для особо махрового ритуала.

Шакал подкрадывался к жующему и врасплох:

– Сорок два!

– Сорок один! – должен был с ходу ответить жующий: – Ем один! – и шакал по закону должен был отваливать.

В уборной шакал подходил к куряке и начиналось:

– Оставь!

– Остап уехал за границу,

Оставил хуй да рукавицу.

– Ну дай!

– Полай!

– Дай, баля́!

– Всем давать —

Не успеешь портки скидавать!

– Дай я те без смеха в карман нассу!

– Чо?

– Хуй через правое плечо,

А если горячо —

Перекинь через левое плечо!

– Будь другом,

Насри кругом.

Будь братом,

Насри квадратом.

Будь отцом,

Насри кольцом!

– Пошел ты на хуй!

– Ты мене не ахай,

Тут тебе не родильный дом.

– Зажал, етит твою мать!

– Чем мать,

Проще кошку поймать,

Легче выебать.

– А я ёб твою мать!

– Свою – дешевле обойдется!

– Забожись!

– Приложись!

– Забожись, баля́!

– Я божусь,

Когда спать ложусь.

– Дешёв будешь!

– Я?

– Ты.

– Ты мене не тычь,

Я тебе не Иван Кузьмин[28].

– Пошел в пизду!

– Давай денег на езду!

– Садись на веник,

Поезжай без денег.

– А у веника сучки

Тоже просят пятачки.

– Басник ты, басник,

Ёб тебя колбасник,

А лежа на подоконнике,

Ёб тебя покойник!

– Мы таких говорунков

Сшибали хуем с бугорков,

А на ровном месте

Сшибали хуем штук по двести! —

Рифмованные диалоги, блочное красноречие не для истины или выгоды, но искусство ради искусства, почти поединок акынов – по сути своей – ритуал и сгущенное проявление словаря перемен и уборных.

мой бодуэн

АТА́НДА, ата́с – Атас, дерик! Шутка: Атанда, кошка серит! ЦДКА на кубке на них такую атанду наведет!