Альбом для марок

Кухня участвовала во всеобщей тяжбе Лемешев – Козловский. Предпочтения никому не отдавалось, пока Козловский сам не нанес себе смертельный удар: спел Юродивого. Кухня ахнула: – До чего дошел!

На операх прямо из Большого кухня тонкачествовала, злорадно ловя шепот суфлера.

Кухня вздрагивала каждый раз, когда радио произносило: Марина Козолупова, класс профессора Козолупова. Специально для кухни транслировалось культурное и понятное:

      Ах, истомилась, устала я
      Сын мой милый, дорогой
      О дай мне забвенье, родная
      Я тот, кого никто не любит
      И, как бомба, разрывает
      Бродил я между скал
      Бедный конь в поле пал
      Я цыганский барон
      Любовный мой напиток
      Не дорог он ценой
      Расскажите вы ей
      Сто разных хитростей и непременно
      Скоро ты будешь, ангел мой
      Близок уж час торжества моего
      Что ж потом? что ж потом? что ж потом?
      Паду ли я, стрелой пронзенный
      Часы любви бегут
      В сиянье ночи лунной
      Украли мою копеетьку
      Не счесть алмазов каменных в пещерах
      Восток прекрасный сказочный край
      Сатин, муслин, кисея
      Каким вином нас угощали
      Я собой хорош
      Мальчик резвый, кудрявый, влюбленный
      Хожу по дворам
      Фигаро здесь, Фигаро там
      Помнишь ли ты
      Мне все здесь на память приводит былое
      Красный фонарик при самом входе
      Привет тебе, приют невинный
      О мистер Браун, как рады мы вам
      Если ты хочешь знать, друг прелестный
      У любви, как у пташки, крылья
      Высота ль, высота поднебесная
      Любви все возрасты покорны
      А баронесса – низший сорт
      Рахиль, ты мне дана
      Кто может сравниться с Матильдой моей
      Силы потайные
      Представьте, это был
      Законный мой супруг
      Аршин Мал-Алан,

и, чтобы не отставать от солнечной Грузии:

      Кето и Коте.

Прямой принудассортимент: Хренников, Будашкин, Гомоляка, Мейтус, Подковыров, Брусиловский, Ряузов, карело-финский композитор Пергамент, Сиркка Рикка, Ирма Яунзем, трио баянистов всесоюзного радиокомитета в составе Кузнецов, Попков и Данилов, квартет имени Комитаса, еще квартет: Жук, Вельтман, Гурвич и Гуравский, и все на скрипке, – тягомотина, жилы тянут.

После победных салютов – увертюра и концерт мастеров искусств:

Козловский,

Лемешев,

Михайлов,

Пирогов,

Рейзен,

Алексей Иванов,

Андрей Иванов,

Петров,

Нелепп,

Норцов,

Бурлак,

Максакова,

Преображенская,

Шпиллер,

Барсова,

Пантофель-Нечецкая,

Шумская,

Ирина Масленникова,

Леокадия Масленникова,

Хромченко,

Орфёнов,

Александрович,

Бунчиков,

Лебедева и Качалов.

Под праздники – эстрадные концерты – песни советских композиторов, конферанс. Под новый сорок четвертый или сорок пятый – с единственным повторением – передали – продерзостно – Артиллерийскую колыбельную:

      С колыбельной песней на губах —
           Бах!
      От тебя я отгоняю страх —
           Трах!
      Положив под голову ладо-о-онь,
      Спи, не реагируй на огонь:
           – Огонь!

Граф Борис Федорович Юркевич взял Клару Ивановну из заведения. В советской Москве он был бухгалтером простого домоуправления, в царской Варшаве – следователем по особо важным делам.

Кухня считала: по особо важным, значит… Клара Ивановна вставала на дыбы:

– Особо важные – ну, уголовные, если кого убили… Как можно – Борис Фэдорович!

Борис Федорович произносил:

– Беспаспортный.

– Октябрьский переворот.

Как и Бернариха, знал:

      Чижик-Пыжик, где ты был?
      На Фонтанке водку пил.

Придя с работы, выпивал рюмку водки и заедал маленьким кусочком селедочки с луком:

– Для аппетита.

Не ел, а медленно кушал, совочком отправляя серебряную ложку в полуоткрытый рот. У него – как у Алимпия – были салфетки с перламутровыми именными кольцами.

Я за столом всегда спешил, обжигался. Мама назидала:

– Посмотри, как красиво кушает Борис Федорович.

В квартире все с пристрастием знали, кто что и как ест.

Никого в квартире не трогали, потому что первым должны бы тронуть Бориса Федоровича, – не трогали потому, что Клара Ивановна состояла в активе.