Альбом для марок

…учусь в IV кл. в 249 шк куда перевели наш класс из 254 шк. школа не очень хорошая. Однажды я с товарищами убежал с 4-го урока не хотелось оставаться на 5-й урок, на следующий день нас вызвали к директору. Итог. 2-х исключили 5 простили. Меня простили. Учителей зовут по-русски Яков Данилович, Арифметика Клавдия Александровна (Рубь сорок), История Тамара Павловна Естествознание Ираида Никифоровна (живородка) География Ирина Самойловна (царевна лягушка), рисование – Борис Иванович, Воен. дело – Яков Сергеич. Военрук ухаживает за Ириной Самойловной…

Конечно, что та, что другая школа – обе не очень хорошие.

254-я – сталинская четырехэтажная, с квадратными окнами – на случай войны под лазарет, десятилетка. Директор, старый Иван Винокуров провинившихся долбит ключом по темечку.

249-я – два этажа пятиэтажного жилого модерна, семилетка. Директор, слепнущий минер с двадцатью шестью осколками, оставляет на час-два-три после уроков, дотемна, до ночи, пока самому сил хватает:

– Кто разбил окно – встать!

Все сидят.

– Кто не разбивал окно – встать!

Все встают.

Сначала просвет: Яков Данилович, литератор, с фронта, только что руки-ноги целы. Интеллигентные очки, ямочка на подбородке:

– Кто знает, откуда произошло слово алфавит! Может, кто догадается? Кто из вас учил иностранный язык?

– Какая у тебя самая любимая книга?

Я, как положено, полным ответом:

– Моя любимая книга – роман Гоголя Мертвые души.

– Мертвые души не роман. Это поэма.

И мне радостно, что поэма.

Он продержался недолго: только что руки-ноги целы. Несколько раз его замещал еврей, опухший, в очках – такой в переулке просил у мамы двадцать копеек, и она дала ему рубль: несчастный. Класс не ставил его ни во что, игнорировал или глумился:

– Швейка пришел! Швейка!

Он ничего не замечал и с нищим пафосом свистел межзубными:

– Вороне где-то Бог по?влал ку?очек ?иру…

Ли?ица видит ?ир, ли?ицу ?ир пленил…

Потом русский/литературу захамила арифметичка – старая, румяная, хромая: Рубь-сорок, Яков Данилович называл свой предмет литературное чтение, Клавдия Александровна – просто чтение.

Отчитала меня за дитё в изложении. Распекла Булекова: в диктанте халат написал холад. Булеков был последний китаец со Сретенки, сын циркача.

Дневник:

28 апреля 1945 г.

Вчера наши войска в Германии соединились с союзниками. По радио говорили Сталин и Черчилль. Были салюты…

Сегодня в школе. На чтении Рубь сорок вызвала Булекова и дала читать ему “1 мая” там фраза: – “Вбежал Федя Мазин и в трепете радости…” Булеков прочел: – “Вбежал Федя Магазин и в трепете радости…” Рубль сорок Булекову двойку, а ребята смехом сорвали урок.

На немецком читают чудовищней. Здоровенный дебил Франк на каждом Ich ухает, на heute радостно матерится.

Полкласса верит, что клеенка по-немецки – дас Пиздас, что фарштеен – это вообще. Подначивают:

– Спроси, как будет клеенка!

– Спроси, что такое фарштеен!

– Спроси, что такое Муттер дайне зо!

Дальше этого интерес к немецкому не подвигается:

– Не хотим учить фашистский язык!

Чванная немка Василиса Антоновна Чако оправдывается:

– Я не немка, я гречка.

Кто-то в немецко-русском нашел Чако – и о чем говорить, если с царя Гороха школьники затвердили:

      Их бина,
      Ду бина,
      Полено,
      Бревно.
      Что немка – скотина,
      Мы знаем давно.

Ираида Никифоровна – Живородка – по естеству – у передней парты:

– Слово ботаника происходит от греческого ботанэ – растение. Ника – сокращенное от наука.

Глиста Панфилов с первой парты тянется пальцем к ее причинному месту. Весь класс – внимание. Живородка:

– Что тебя привлекает?

Грохот.

Хорошенькая географичка Ирина – Царевна-лягушка – за ней ухаживает военрук – входит в класс. Закрывая дверь, естественно, на миг отворачивается – и тотчас в нее нацеливаются, летят фрейдовские бумажные голуби. Краснеет. Подходит к карте. Там переделано: Джезказган – Джазказган, Соликамск – Ссаликамск.

Как на брошюрах Госполитиздат – Госполипиздат.

Мой сосед татарин Резванов взахлеб рассказывает, как будет работать шпионом в МГБ, а пока дрочит под партой. Я не понимаю, чем он занимается, но не спрашиваю, а он на одном прекрасном уроке наполняет своими молоками непроливашку и передает на стол Ирине Самойловне.

Гогот.

На военном деле – без уговору – парты вдруг наступают на военрука, окружают, теснят к окну. С парт медленно поднимаются. Военрук решает: сейчас выбросят – и, спасаясь, когтями насмерть вцепляется в передового.

Впереди всех, по иронии, как всегда, Зельцер, наш единственный активист, носитель красной селедки.

Отец Зельцера – директор типографии, и в бестетрадное время Зельцер в школу, в призрачный дом пионеров, на не имеющий отношения районный актив ходил с роскошными кожаными гроссбухами, на переплете и корешке золотом: ЮРИЙ ЗЕЛЬЦЕР.

Кроме него, пионерством в школе не пахло. Партийно-блатное:

– Ответь за галстук! – отсохло за отсутствием кумача.