Ренегат ведёт странную игру, в которой всё далеко не так просто, как представляется Стробову.
Интересно, Голем действительно сумел побороть инстинкт самосохранения? Готов ли он был умереть во имя идеи, затевая свой мятеж. И сумеет ли пожертвовать собой, когда придёт время?
- Домой, - говорю я шофёру.
«Бэнтли» мягко трогается с места. Скоро в его окнах появятся тысячи неоновых огней.
Я тушу недокуренную сигару и, запахнувшись в тонкий плащ, задрёмываю на краю сиденья.
Прошлое - одна из самых странных вещей на свете. О нём либо жалеешь, либо радуешься, что его больше не существует.
Всё, что когда-то казалось важным и значительным, теперь представляется мне ничтожным самообманом самолюбия.
Моё сердце лопнуло, словно бутон, переполненный солнечным теплом. Вот, что я чувствовал, когда Мария призналась мне в любви. Но чувство оказалось не достаточно крепким: смерть разлучила нас. Правда, не её, и не моя. Чужая.
Я так и не понял, почему Мария не приняла то, чем я занялся - ведь ей только нужно было закрыть глаза. Никто не заставлял её дотрагиваться до того, что вызывало в ней отвращение. Неужели это так трудно - смириться с чем-то ради любви?
Раньше мне казалось, что, если любишь, то прощаешь всё, но я ошибся. Люди предпочитают требовать. Они хотят распоряжаться твоей судьбой.
Я долго размышлял бессонными ночами, на которые обрекла меня Мария, исчезнув из моей жизни, и понял, что нет счастья, радости и наслаждения иных, чем те, которые мы черпаем в себе самих. Пытаясь отнять это у кого-то другого, мы натыкаемся на замки, запоры и колючую проволоку. Я поступал так, и шрамы на моём сердце не зажили до сих пор. Ромео истекает кровью.
Звоню Глебу, чтобы пригласить его на ужин.
- Когда? - спрашивает он.
- Сегодня часам к семи.
- Олег будет?
- Само собой. Познакомлю вас с Марной.
- Кто это?
- Дочка Шпигеля.
- А что она здесь делает?
- Приехала ко мне.
- Неужели? Ты свёл с ней в Германии тесное знакомство?
- Не слишком тесное.
- Понятно. Значит, она решила довести его до логического завершения.
- Возможно. Самому интересно.
- Ладно, ждите меня.
- Кстати, сегодня ко мне приходил следователь, - говорю я после непродолжительной паузы. - Сказал, что Шпигель, которого я отправил в Австрию, пропал.
- Это как?
- Не долетел. Понятия не имею, что могло случиться. Из-за этого завод остался без присмотра.
- Надо подобрать кого-нибудь из наших.
- Обсудим это в своё время. Я сказал тебе про Шпигеля, чтобы ты не заговаривал о нём с Марной: мне не хочется её расстраивать.
- А она что, не знает?
- Заявление о пропаже подала её мать. Если они не созванивались, то Марна, скорее всего, не в курсе.
- Буду молчать, как рыба.
- Тогда до вечера.
Повесив трубку, отправляюсь в ванную принять душ. Затем бреюсь, одеваюсь и иду к комнате, которую заняла Марна: хочу проверить, как продвигаются её приготовления. Когда утром я сказал девушке, что на ужин придут мои друзья, она дико разволновалась и тут же отправилась по магазинам.
Я стучусь к ней.
- Кто там?
- Алекс.
- Заходи.
Открываю дверь и застаю Марну перед зеркалом. Она в футболке и шортах. Повсюду разбросаны платья, на полу громоздятся разноцветные коробки и пакеты.
- Через два часа будут гости, - говорю я.
- Значит, ещё есть время, - кивает Марна, прикладывая к себе блестящее платье, похожее на змеиную кожу. - Как тебе? Не слишком агрессивно?
- Смотря для чего.
- Думаю, лучше выбрать что-нибудь поскромнее. Никак не могу решить, что надеть.
- Главное, чтобы ты была готова к сроку.
- На этот счёт не волнуйся. Привычки опаздывать не имею. Поможешь выбрать платье?
- Уверен, ты с этим лучше справишься. У меня есть дела до ужина.
- Жаль.
- Увидимся.
Я выхожу, оставив Марну наедине с гардеробом. Возвращаюсь к себе, чтобы позвонить в больницу и узнать о состоянии Евы. Неприятный женский голос сообщает мне, что у «пациентки» изменений не наблюдается, но состояние стабильно. Кома затягивается, и я уже не уверен, что рад тому, что Ева не погибла, а превратилась в безмолвную плоть: если бы она умерла, то через некоторое время могла возродиться, а сколько продлится её теперешнее состояние - неизвестно. Кроме того, я не понимаю, почему она до сих пор не пришла в себя. Может, юзер оставил свою личину или умер? Нет, врачи заметили бы разницу между комой аватара и его неиспользованием.
Я сажусь работать над «Алефом». Временами вспоминается разговор с Големом. Поверил ли он в самом деле, что я не превращу вирус в оружие тотального истребления искусственных интеллектов? Собственно, я могу избавить человечество от киборгов, внеся всего несколько изменений в программу. Но хочет ли человечество избавиться от них? И нужно ли это? Впрочем, меня это не волнует. Если б я и решил убить ИИ, то ради себя, а не людей в целом.