К сожалению, если мы теряем нечто по-настоящему дорогое, то уже не можем утешиться тем, что хоть немного хуже. Любимого человека заменить нельзя. Как писал Есенин, «Мы в жизни любим только раз, А после ищем лишь похожих». И дело не в том, что другой хуже. Просто он - другой. Поэтому, когда человек думает о «новом счастье» и понимает, что оно невозможно, ему становится невыносимо больно.
- Чёртовы мухи! - восклицает Олег, яростно отмахиваясь от кружащего вокруг него насекомого. - Я поставлю тебе в особняк специальную программу от них!
Его крик выводит меня из задумчивости.
- Всех не перебьёшь, - замечаю я. - Мухи плодятся быстро. Если не мешать им размножаться, то за два года они покроют Землю слоем в три сантиметра толщиной. Представь наш город, скрытый шевелящейся живой массой.
- Гадость! - Олег морщится от отвращения.
- Почему же? Чёрными, синими, изумрудно-зелёными, золотистыми копошащимися телами будут покрыты улицы, площади, машины, столбы, телефонные будки. Полчища насекомых выткут живой ковёр на крышах, окнах, стенах снаружи и внутри домов. И всё это будет оглушительно, властно, победоносно жужжать. Голос насекомых заявит о себе как о единственно возможном.
- Ты пытаешься испортить мне аппетит?
- Нет, что ты. Кстати, я проверял мух сканером - они абсолютно безвредны.
- Дело не в этом. Естественно, вредоносные программы не попали бы в особняк.
- Я понимаю: мухи неприятны тебе эстетически.
- Они вызывают омерзение!
- Знаешь, что на самом деле восхищает меня в нарисованном пейзаже?
- Ну? - нехотя произносит Олег.
- Город.
- Почему?
- Он останется точно таким, как сейчас: величественной, нерушимой каменной глыбой, навсегда впаянной в землю. Он не отдаст мухам ни миллиметра свои владений, не уступит им ни пяди того, что принадлежит ему. Просто будет взирать на их опьянённые гниющей пищей полчища, а когда еда кончится, и мухи поглотят друг друга, город стряхнёт их ссохшиеся, скрюченные в голодной агонии трупы и оставит рассыпаться на палящем, безудержном солнце.
Олег выдавливает кривую усмешку.
- Увы, - говорит он, - вечно только то, что мертво. Но вечность сама по себе - ещё не повод для восторгов.
- Согласен.
Ужин подходит к концу, и Фёдор с Валентиной уносят пустые тарелки. Я прошу подать кофе в мой кабинет, и мы с Олегом направляемся туда. Хочется немного расслабиться и просто насладиться покоем. Я рад, что Олег поселился у меня: в последние дни одиночество стало действовать на меня гнетуще.
Мы садимся в кресла, и я открываю хумидор из красного дерева, стоящий на журнальном столике.
- Откуда? - спрашивает Олег, беря предложенную сигару.
- Гавана.
Он обрезает кончик золотой гильотиной и прикуривает от лучины - всё, как положено. Я наблюдаю за ним.
В воздух поднимается несколько колец дыма.
- Ну, как? - спрашиваю я.
- Отлично! - кивает Олег. - Кстати, что слышно насчёт заводов? Нас закроют?
- Мы это обсуждали в прошлый раз.
- Брось! - Олег досадливо морщится. - Нельзя делать вид, что ничего не происходит. Наш бизнес вот уже две недели официально разрешён только в России и Европе, да и то не везде. Если так пойдёт дальше - а я не вижу причин, чтобы этого не случилось - мы окажемся на гране банкротства, разве нет?
Олег отчасти прав: большинство держателей серверов издало эмбарго на нашу продукцию, но мой друг упорно не хочет принимать в расчёт теневую экономику. Наверное, синдром Эксифера сделал его мягкотелым.
Есть множество способов обойти любые запреты, и виртуальность в этом плане не исключение: здесь возможностей для контрабанды не меньше, а то и больше, чем в реальности.
- Неужели ты всерьёз полагаешь, будто завод по заготовке каких-то двухголовых свиней сможет удержать нас на плаву? - спрашивает Олег, имея в виду немецкую зверофабрику.
Я встаю и подхожу к окну. Идёт дождь, и частые крупные капли разбиваются о стекло, скатываясь по нему длинными тонкими ручейками. Небо, тёмное и тяжёлое, почти касается побуревших от дождя далёких крыш. Мне хочется вдохнуть грозовой воздух и забыть о заспиртованных детях - возможно, впервые за всё время.
Что-то погода в последнее время нас не балует. Интересно, чего добиваются метеорологи Киберграда.
Стук в дверь заставляет меня вздрогнуть: это Валентина принесла кофе.
- Ну, так как? - спрашивает Олег, когда она выходит. - Что будем делать?
- Ничего, - отвечаю я, возвращаясь в кресло. - Пусть об эмбарго беспокоятся наши клиенты. Этими людьми движет страсть - они одержимы своими коллекциями, почти больны ими. Они не позволят никому лишить себя этой радости. Ко мне уже приходил Фернен, придут и другие. Пусть увидят трудность нашего положения, оценят по достоинству наш труд и вывернут карманы. Чем ближе, по их мнению, мы окажемся к банкротству, тем охотнее они расстанутся с деньгами. А мы займёмся банальной контрабандой.
- Но ведь это незаконно.
Опять двадцать пять!
- Ещё бы, - говорю я. - Но ты ведь отказался жертвовать империей, разве нет?
Олег замолкает, прикусив язык. То-то.
- Расслабься. Помнится, ты сказал, что хочешь осуществить мечту.
- Ну, это так…