Алекс & Элиза

– Он настаивал на том, чтобы получить благословение нашего отца. Я несколько раз говорила папе об этом, но он не хочет меня слушать. Говорит, плохо уже то, что Джон – британец, а тут еще и его темное прошлое. Он слышал, Джон оставил в Англии карточные долги, и теперь не может вынести мысли, что тот проиграет и мое приданое.

– Но ведь папа знает о том, что ты рассказала мне той ночью, так? Что Джон – как ты это назвала – работает с оружием? Для наших солдат? Это одновременно и прибыльное, и почетное дело, – возразила Элиза.

Анжелика пожала плечами.

– Ты же знаешь папу. Один раз составил мнение о человеке и не желает его менять.

– Тогда какой вопрос, по-твоему, задаст тебе мистер Черч? – настаивала Пегги.

Анжелика с тревогой посмотрела на сестер.

– Я думаю, он попросит меня сбежать с ним.

– Что? – Элиза вздохнула, а Пегги буквально схватилась за горло. – Ты шутишь! Конечно, ты не должна позволять ему думать, что ты примешь… О, Анжелика! – Элиза замолкла, когда увидела лицо сестры. – Ты же не собираешься бежать с ним?!

– Я думаю… – Анжелика прервалась и надолго замолчала. – Думаю, собираюсь.

Пегги схватила ее за руку.

– Но это значит, что ты его любишь?

Сперва Анжелика молчала, загадочно улыбаясь и глядя в пространство.

– Я думаю, что мы с ним будем как мама с папой. Не влюбленные друг в друга, но уважающие и поддерживающие один другого. Двое, объединившиеся, чтобы создать нечто прочное. Семью. Наследие.

– Но ты любишь его? – настаивала Элиза. – Ты слишком молода и красива, чтобы отказываться от любви прямо сейчас. Вокруг столько молодых людей!

– Правда? – удивилась Анжелика, поднимаясь и направляясь к двери. – А если половина из них отправится в лазарет, а вторая – на кладбище? – Она замерла в дверях. – Мама и папа с рождения готовили нас к определенному образу жизни. Тебя всегда меньше других девушек интересовали удобства, но мы с Пегги… В общем, мы любим комфорт, правда, сестренка? Джон сможет дать мне все, что я только пожелаю, в том числе и приключения. – Она улыбнулась сестре. – Дражайшая Элиза, тебе придется влюбиться за всех нас.

И она выскользнула в коридор, впустив в комнату порыв ледяного ветра.

22. Милые пустяки

Южная улица

Морристаун, штат Нью-Джерси

Февраль 1780 года

Поскольку Александр Гамильтон славился своим красноречием, то решил применить его, чтобы завоевать свою Элизу. Он начал писать письма ее сестре Пегги, изливая в них свои чувства и зная, что о них Элизе будет рассказано немедленно. С того разговора на ужине у них с Пегги завязалось нечто вроде родственной дружбы, и именно к ней он обратился с просьбой помочь с его ухаживаниями. Когда Алекс писал, то взывал одновременно к тщеславию Элизы и к ее практичности: «Она, бесспорно, прекрасна, и все же в ней нет мелочного притворства, свойственного тем женщинам, которые считают себя красавицами». Он восхищался ее любовью к природе и прогулкам: «Лицо Элизы светится от радости при виде утренних лучей солнца, и я с улыбкой представляю, каким бесшабашным, но добродушным сорванцом она была в детстве». Ни одна женщина, писал он, не сравнится с сестрой Пегги в бесконечной страсти к чтению. Гамильтон даже умолял Пегги предложить сестре продолжить изучение французского, чтобы однажды они могли делиться секретами на своем, понятном двоим, языке.

Это, писал Алекс в кипах писем, именно те качества, которыми, по его мнению, должна обладать идеальная женщина. Пегги писала ему в ответ, и ее план был намного проще: «Мой дорогой полковник Гамильтон, если вы хотите завоевать мою сестру, почему бы вам просто не сказать все это ей?»

В этот холодный ясный вечер воздух под кронами сосен был сладок, но мороз по-прежнему заставлял надевать теплое пальто, даже чтобы постоять у ревущего костра. Алекс воспользовался советом Пегги и пригласил Элизу прогуляться с ним по парку Морристауна, где в сумерках начинался традиционный праздник разведения костров. Вдвоем они протиснулись сквозь толпу в первые ряды, где высокий светловолосый парнишка с длинными пальцами играл на мандолине. Люди закашляли, прочищая горло, уже после первых двух песен. Затем кто-то швырнул пропитанную скипидаром тряпку на хворост, собранный для костра, и чиркнул спичкой. В небо с громким фрр взвился огонь, и лица пятидесяти испуганных людей осветились оранжевыми всполохами. Живительный, бодрящий запах горящей сосны окружил их. Почувствовав, что его спутница замерзает, полковник приобнял ее и начал растирать руку от плеча до локтя, чтобы поскорее согреть.

Затем наклонился к ее уху и прошептал: