Александр Алехин. Партия с судьбой

Это высказывание весьма интересно, и стоит остановиться на нем подробнее. Во-первых, Эйве в этом вопросе — лицо заинтересованное, и не может рассматриваться как полноценный свидетель. Во-вторых, спрашивать его мнения в таком деле даже как-то невежливо, потому что, по сути, такой вопрос ставит Эйве в крайне неловкое положение: либо он должен признать, что выиграл титул чемпиона у пьяного соперника, что, естественно, понижает ценность победы; либо ему приходится лгать, заверяя вопрошавших, что вовсе Алехин не пил. В-третьих, Эйве говорит, что уже во время матча сложилось мнение, будто Алехин злоупотреблял спиртным. Если бы такое мнение появилось после матча, его можно было бы списать на зависть и козни. Но во время матча это невозможно, поскольку все вокруг и так видят: пьян ли Алехин или нет, посему обмануть никого не удастся. Как во время матча могло бы сложиться такое мнение, если бы Алехин алкоголем не злоупотреблял? Кто же скажет о человеке, что он пьяный, если все видят, что это не так? Тем более речь идет не о дворовом хулигане, а о короле шахмат. А значит, если разговоры о злоупотреблении алкоголем начались во время матча, дым был не без огня. В-четвертых, Эйве утверждает, будто Алехин обратился к алкоголю, когда стал проигрывать. Значит, все-таки алкоголь был, причем в заметных количествах. Выражение «обратился к алкоголю, когда матч оказался в критической стадии» не означает, что Алехин выпил рюмку-другую. Когда говорят, что человек в критической ситуации обращается к алкоголю, подразумевают, что он попросту запил. В-пятых, Эйве считает, что Алехин «обратился к алкоголю» после того, как «матч оказался в критической стадии», но вполне могло быть, что все обстояло с точностью до наоборот: матч оказался в критической стадии после того, как Алехин обратился к алкоголю. В-шестых, если, как утверждает сам Эйве, Алехин запил к 18-й партии, это не значит, что на ранних стадиях матча он вовсе не притрагивался к спиртному. Если окружающие видят, что человек злоупотребляет, это означает, что выпито много. При употреблении алкоголя в небольших дозах сторонние наблюдатели могут и не заметить опьянения. В-седьмых, есть еще одно косвенное доказательство того, что Алехин все-таки злоупотреблял, причем еще до начала матча. Матч начался 3 октября. А 29 сентября Алехин, уже прибывший в Амстердам, отправил на бланке отеля «Карлтон» письмо в редакцию советской газеты «64». Письмо гласило: «Не только как долголетний шахматный работник, но и как человек, понявший громадное значение того, что достигнуто в СССР во всех областях культурной жизни, шлю искренний привет шахматистам СССР по случаю 18-й годовщины Октябрьской революции. А. Алехин Амстердам. 29/IX 1935».

Спрашивается, с чего бы это вздумалось гроссмейстеру поздравлять советских шахматистов с годовщиной Великого Октября? Почему именно сейчас? Ведь за все время своего пребывания за границей он ни разу их не поздравлял и не посылал никому приветов. Не поздравлял ни с десятой годовщиной, ни с пятнадцатой. Так отчего же решил поздравить с восемнадцатой? Однако, если вспомнить, что, по слову Эйве, во время матча широкое распространение получило мнение, будто Алехин злоупотреблял алкоголем, то этот странный поступок находит свое объяснение. В пьяном виде пишут еще и не то. И если предположить, что Алехин слал свой искренний привет шахматистам СССР в пьяном виде, то сам факт этого письма перестает вызывать удивление. Стоит учесть и то обстоятельство, что поздравление написано на бланке отеля — это выдает спонтанность поступка и некоторую не идущую к делу спешку.

Получилось в точности по поговорке: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Ну, или на кончике пера, добавим мы. В письме этом пьяный, вероятно, Алехин проговорился о том, что давно его мучило: достижения СССР во всех областях культурной жизни огромны, и как хорошо было бы вернуться домой. А ведь Флор рассказывал, что еще в 1933 г. Алехин просил его выяснить во Всесоюзной шахматной секции, как бы отнеслись дома к его приезду. Тогда ответа не последовало, и Алехин сам перешел к тактике Всесоюзной шахматной секции, намекнув со своей стороны, что не против примирения.

Можно встретить две копии письма. На одной отчетливо видна дата: «29/IX 1935». На другой, то ли подретушированной, то ли просто затершейся, «IX» превратилась в «X», и стало «29/X 1935». Позже появились уточнения, что в октябре Алехин не мог отправить письма из Амстердама, поскольку в то время игра шла в Гааге — за время матча соперники играли в тринадцати городах Нидерландов.

Но принципиально это сути не меняет. До матча или в разгар его, но письмо, скорее всего, было написано с учетом злоупотребления горячительным.