Александр Алехин. Партия с судьбой

Интересную версию предложил С. Н. Ткаченко, обнаруживший в газете «Одесские новости» от 7 декабря 1918 г. следующее сообщение: «Среди зрителей находился проживающий сейчас в Одессе председатель Петроградского шахматного собрания Б. Е. Малютин, который выразил согласие дать на будущей неделе сеанс одновременной игры без доски. Такой же сеанс будет дан и А. А. Алехиным. Возможно также такое устройство сеанса одновременной игры наизусть, в котором господа Алехин и Малютин будут делать ходы по очереди, не советуясь друг с другом. Этот вид игры представляет совершенную новость: до сих пор никто из маэстро никогда не играл на таких исключительно трудных условиях». А вот сообщение из той же газеты за 1 декабря 1918 г.: «Находящийся сейчас в Одессе председатель Петроградского шахматного собрания Б. Е. Малютин попал к нам проездом из Ясс, где он принимал участие в качестве секретаря в работах Ясского совещания…» То есть Алехин связан с Малютиным, прибывшим с Ясского совещания. Что же такое Ясское совещание? Это встреча, проходившая в Яссах с 16-го по 23 ноября 1918 г., в которой участвовали российские политические деятели, не признававшие советскую власть, с одной стороны, и представители стран Антанты — с другой. На встрече обсуждалась программа действий по ликвидации советской власти. Явившись из Ясс в Одессу, российские участники совещания поселились в гостинице «Лондонская», где проживал и Алехин.

Стоит ли удивляться, что Алехина, замеченного в обществе врагов советской власти, обвинили в антисоветской деятельности? Впрочем, быть может, письмо, как предполагает Ю. Н. Шабуров, было отправлено в ЧК неким завистником. Сам Алехин в интервью корреспонденту эмигрантской газеты «Новая заря» (Сан-Франциско) так описал свое пребывание в одесской тюрьме: «Я уехал за границу из Советской России в 1921 году. В России в момент владычества большевиков я прожил около трех лет и должен сказать, что мне пришлось вести там свое существование в чрезвычайно тяжелых условиях. Сначала они меня не трогали. Я был инструктором шахматной игры, занимался переводами с русского языка на английский и другими случайными работами. Наконец, в бытность мою в Одессе я был арестован большевиками и заключен в подвалы чека. Большевики нашли у меня какую-то иностранную переписку, и это было достаточным поводом для предъявления мне обвинения в шпионаже в пользу Антанты. <…> В отношении меня пришло предписание из Москвы расстрелять меня только в том случае, если будут обнаружены серьезные и действительные улики. Таковых в конце концов не оказалось, и я был выпущен на свободу». В интервью, которое вышло 14 мая 1929 г., Алехин нисколько не преувеличивает. Жизнь в первые годы советской власти действительно была непростой, в тяжелых условиях оказался не только Александр Алехин. И любой человек в те тревожные времена мог попасть под угрозу расстрела, если бы только у него нашли иностранную переписку или любые другие намеки на связи с врагом. Точно так же дело обстояло и по другую сторону баррикад — заподозренный в сношениях с «красными» был бы немедленно казнен. Поэтому Алехин совершенно не оригинален и абсолютно правдив, делясь своими впечатлениями о временах Гражданской войны.

Есть и другая версия, гласящая, что спас Алехина от расстрела одесский шахматист Я. С. Вильнер, служивший в ревтрибунале. Вильнер узнал о приговоре за несколько часов до приведения в исполнение и дал телеграмму председателю Украинского Совнаркома Х. Г. Раковскому, немедленно позвонившему в ГубЧК. Алехин в ту же ночь был освобожден. И тогда же, в апреле 1919 г. его приняли на работу, по одним данным, в инотдел Одесского Губисполкома, а по другим — в комиссию по выдаче разрешений на выезд за границу при ГубЧК. Во всяком случае, на это указал в своих воспоминаниях, написанных в эмиграции, известный в свое время российский юрист и общественный деятель О. О. Грузенберг.

В июле все-таки пришлось собираться в Москву — к Одессе подходили деникинские войска, а испытывать на себе судьбу еще раз, проверяя, как отнесутся белые офицеры к служащему губернского исполнительного комитета, Алехину вряд ли хотелось. В августе он поселился в Москве, в Леонтьевском переулке, а с 1 сентября приступил к занятиям в 1‑й Государственной школе кинематографии. Понемногу восстанавливалась и шахматная жизнь. Но в декабре 1919 г. он оставил школу и отправился в Харьков для работы в Военно-санитарном управлении Харьковского округа. В Харькове он перенес сыпной тиф, а поправившись, несколько раз ездил в Москву с отчетами, пока наконец в мае 1920 г. не был окончательно переведен в столицу. До февраля 1921 г. Алехин, юрист по образованию, работал следователем Центрального следственно-розыскного управления Главного управления милиции — Центророзыска. К этому периоду относится эпизод, приведенный в книге И. Ф. Крылова и А. И. Бастрыкина «Розыск, дознание, следствие» и характеризующий память маэстро.

Как-то раз Алехин услышал разговор дежурного управления с задержанным, назвавшим себя Иваном Тихоновичем Бодровым.