Через несколько минут в комнату в сопровождении конвоя вошел Алехин. У чемпиона мира был жалкий вид. Офицерская форма французской армии была изрядно помята и вымазана, щеки покрылись давно не бритой щетиной, редкие белесые волосы в беспорядке торчали в разные стороны. Алехин был без очков и беспомощно поглядывал по сторонам близорукими голубыми глазами.
– Садитесь, – указал Шпак на стул около письменного стола. Алехин сел. Конвойный удалился, а Шехтель продолжал стоять навытяжку, ожидая приказаний начальства.
– Вы знакомились с предъявленными вам обвинениями? – строго спросил Шпак Алехина. Тот утвердительно качнул головой.
– Здесь столько написано, – показал Шпак на лежащую перед ним папку, – что решение может быть одно – самая строгая мера наказания. Ваше дело рассматривала специальная комиссия, она предоставила мне решить вашу судьбу. Я должен судить вас по законам военного времени.
Шпак замолчал. Алехин тоже сидел молча, низко опустив голову на грудь. Шпак вышел из-за стола и прошелся по кабинету. Потом он сказал:
– Великая Германия и наш фюрер любят и ценят культуру во всех ее проявлениях. Вы – гениальный шахматист, и мы даруем вам жизнь. Даже даем свободу, но только при одном условии.
Вновь Шпак выдержал необходимую паузу, может быть, для того, чтобы дать пленнику время обдумать предложение. Сделав несколько шагов, он подошел к Алехину и протянул ему портсигар.
– Закуривайте, – предложил Шпак. Алехин секунду поколебался, затем взял сигарету, прикурил от зажигалки Шпака и сделал несколько жадных затяжек.
– Господин Алехин, мы хотим, чтобы вы сыграли в международном турнире на первенство Европы, а потом в Москве.
Алехин удивленно посмотрел на Шпака.
– Да, да, именно в Москве, – подтвердил он. – Чтобы вам лучше было понять и решиться, я объясню вам обстановку. Вот посмотрите.
Шпак подошел к карте, Алехин поднялся со стула и также сделал два шага по направлению к карте.
– Смотрите, – пояснил Шпак, обводя рукой огромное пространство, закрашенное коричневой краской. – Франции уже не существует, остальная Европа тоже под властью имперских войск. Москва окружена, дни Советов сочтены. Вы – чемпион мира, но мира, в котором господствуют идеи национал-социализма.
Шпак отошел от карты, Шехтель внимательно следил за тем, как оберштурмбанфюрер гулял по кабинету.
– Это причины, так сказать внешние, – продолжил разговор Шпак, – но есть еще ваши личные. Видите ли, в пылу наступления наши войска несколько… – Шпак мучительно старался подобрать нужное слово, – попортили дом вашей супруги в Дьепе. Сами понимаете, война! Я обещаю вам принять все нужные меры и больше не беспокоить вашу супругу. Так что же, могу я доложить начальству, что вы согласны?
Алехин продолжал молчать. В разговор вмешался Шехтель.
– Господин Алехин просит разрешения уехать в Португалию, – сообщил Шехтель. – Он хочет играть матч с Капабланкой.
– Это можно разрешить, – согласился Шпак. – Выдайте ему визу. Конечно, после турниров. Так. ждем завтра вашего согласия. Завтра же вы получите и продовольственные карточки. Можете идти, вы свободны. Да-да, совсем свободны, – подтвердил Шпак, заметив, что Алехин бросил вопросительный взгляд на Шехтеля.
Медленно шел Алехин к двери. Он не верил долгожданной свободе и каждую секунду ожидал приказа возвратиться. Вот страшный кабинет остался позади, пройден и длинный коридор. Часовой у выхода был, видимо, предупрежден и беспрепятственно пропустил Алехина. Яркий дневной свет ослепил на несколько мгновений пленника, заставив прищурить усталые голубые глаза.
Был обычный летний день, такой, каких бывает много в Париже. Между тем, все в этом древнем красивом городе было теперь совсем иным. Где-то вверху плескался ненавистный флаг со свастикой, там и тут мелькали военные в форме немецкой армии. Прохожие французы робко озирались, стараясь не смотреть на устрашающие фашистские регалии. В мире произошла катастрофа, и, казалось, никогда не вернется былая радостная и веселая жизнь в этот оскорбленный и униженный город.
Ольга с показной элегантностью резко затормозила машину у Манхэттенского клуба. «Смешны эти женщины за рулем, – подумал Капабланка, – и здесь для них самое важное – остаться красивыми». Ольга подставила Хосе для поцелуя щеку.
– Значит, ровно в одиннадцать, дарлинг, – сказала она. Хлопнула дверь, и «шевроле», рванув с места, скрылся в потоке автомашин. Четкий, красивый профиль жены напомнил Капабланке Кончиту. Вот так же и она восхищалась когда-то своим маленьким «россинантом»! Пятнадцать лет прошло, как быстро летит время! А теперь совсем другие «шевроле» пошли! Пролетевшие годы можно определить по тому, как изменились автомобили.
«Правильно сделал, что не поехал с Ольгой, – решил Капабланка. – Лучше часок посидеть в клубе. Ольга должна была пойти, а мне совсем не обязательно. Заставят есть свои шашлыки, чахохбили. Пить вино. Странно: вдруг породнился с русскими князьями! Забавные люди, с таким азартом спорят о достоинствах своего рода! В горло готовы вцепиться тому, кто скажет хоть слово плохое о самом далеком предке».