Александр Алехин. Судьба чемпиона

– А к какой категории вы относите Алехина?

– Русский чемпион – редкий тип бойца. Он сумел воспитать в себе такие боевые качества, такую сильную волю, что, как ни странно, на следующий день после проигрыша он играет еще сильнее.

– Да, да, вы правы! – подтвердил Ауес. – Мне всегда говорили, что опаснее всего играть против Алехина, если он накануне потерпел поражение.

– Вспомните турнир четырнадцатого года в Петербурге. Алехин был совсем молод и, казалось, недостаточно устойчив. Что же происходит? В предварительном турнире молодой мастер проиграл мне. И что, расстроился? Как бы не так! На следующий день он громит Тарраша, а еще через день Маршалла. Двух гроссмейстеров, да еще каких!

– Деморализовался! – усмехнулся Земиш. – Расстроился!

– Во втором круге того же турнира, – продолжал Л аскер, – он вновь проиграл мне. И что же? Вновь громит Тарраша.

– Это уже по привычке, – пошутил Ауес.

– А какие партии сыграл! Обе Алехин потом поместил в числе своих лучших в специальном сборнике, – добавил Ласкер. – А в матче с Капабланкой какую волю проявил Алехин, какую выдержку! Вы читали о его болезни? Шесть зубов пришлось удалить. Рвали по вечерам, часу в одиннадцатом, а на следующий день он уже играл партию, иногда с повязкой. Не шутка!

Гости поднялись. Пора было уходить, они знали, что Ласкер уже много лет работает ночами. Расставаясь, Ауес спросил хозяина:

– Интересно, как теперь поступит Алехин? Бросится ли он в бурное наступление или будет ждать ошибок деморализованного чемпиона?

– Две победы подряд дали уже Алехину перевес на очко. Он найдет верный путь, – ответил Ласкер. – Русский чемпион не только блестяще освоил теорию шахмат. Он, кроме того, глубокий психолог шахматной борьбы.

Проводив гостей, Ласкер погасил люстру, сел за письменный стол и глубоко задумался. Густые пепельные волосы, большой горбатый нос, седые усы и резко очерченный подбородок придавали его внешности что-то таинственное. Тишина и безмолвие царили в этом убежище мыслителя, только дождь за окном, изредка ударяя в стекла, напоминал, что, кроме мира разума, есть еще реальный мир с его безрассудством, нелогичностью и случайностями.

В свободный день Капабланка с Кончитой пошли обедать в ресторан «Кабанья». Метрдотель с трудом нашел для них место в переполненном зале и, к их удивлению, усадил как раз рядом с Алехиным, пришедшим сюда с секундантом Даниелем Диллетайном. Хотя оба гроссмейстера не испытывали особого желания общаться друг с другом, элементарная вежливость требовала не показывать этого, тем более что присутствие Кончиты заставляло мужчин быть галантными.

Официант соединил вместе два столика. Некоторая неловкость неожиданной встречи вскоре прошла: все четверо занялись изучением меню и выбором блюд.

Посетители ресторана с интересом наблюдали знаменитых шахматистов, сидевших друг против друга не за шахматным, а за уставленным хрусталем столом ресторана. Некоторые шутили, что сегодня, дескать, выездной тур: ходы будут делаться ладьями-блюдами и пешками-бокалами. Немало пересудов вызвал туалет Кончиты: гладкое платье сиреневого цвета, серые туфли и длинные, по локоть, серые перчатки.

Алехин, оказывается, впервые посетил «Кабанью».

– Интересное место, не правда ли? – обратился он к Капабланке.

– Я очень люблю этот ресторан, – ответил чемпион мира. – Правда, некоторые говорят, – посмотрел он на Кончиту, – что во время шахматного матча часто сюда ходить нельзя.

– Почему?

– Слишком острые и вкусные блюда требуют вина, а шахматистам вино и женщины во время турниров категорически запрещены.

– Да, да, конечно. Вы знаете, один мой знакомый дирижер назвал этот ресторан консерваторией для быков! Не правда ли, комично? – смеясь, спросила Кончита. При этом она указала на стены, где висели фотографии огромных баранов, когда-то бравших первые призы на выставках, и быков-рекордсменов.

– Я скорее назвал бы «Кабанью» не консерваторией, а крематорием для быков, – отозвался Капабланка. – Это больше похоже на правду.

У входа в ресторан была выставлена напоказ огромная зажаренная туша барана: сразу же за дверью по обеим сторонам горели два гигантских очага. Отсюда на улицу до прохожих доносился звук шипящего мяса и острый запах приготовленной пищи. Целые туши баранов, огромные куски говядины, несчетное количество дичи, различных сортов колбас – все это жарилось здесь же, на глазах, распаляя аппетит, завлекая даже тех, кто и не собирался сюда заходить.

Стены ресторана были отделаны в темные цвета. Темные абажуры и бра создавали в залах «Кабаньи» умиротворяющий полумрак, в котором мысли посетителя должны сосредоточиваться только на еде. Может быть, опять-таки для того, чтобы разжечь аппетит, на бесчисленных полках в оплетенных соломой бутылках стояли лучшие аргентинские и чилийские вина.

– А у них тоже соревнование! – воскликнула вдруг Кончита, показывая на фотографии быков. – Среди них тоже, наверное, есть чемпион мира. Может быть, вот этот? – показала она на короткорогого волосатого гиганта с маленькими злыми глазками. – Смотрите, какой красавец!