Александр Блок

"Благоуханная глушь" подмосковной усадебки Шахматове, обычной летней "резиденции" Бекетовых, казалось, прочно отгорожена от всего печального и тревожного, как будущий "соловьиный сад" блоковской поэмы, в который "не доносятся жизни проклятья". Как в сказочном королевстве, ребенок растет в профессорско-дворянской семье общим кумиром и баловнем и занимает все большее место на скрижалях фамильной "хроники" - в тетради "Касьян" (сестры Бекетовы, и среди них мать Блока, завели ее, чтобы раз в четыре года - в Касьянов день, 29 февраля - записывать важнейшие из случившихся событий и гадать о будущем).

Впоследствии "Касьян" наивно и благоговейно сохранит нам внешний пунктир блоковской биографии: "ангел прелестный", "Сашурочка" постепенно превратится в "Сашуру", в "Сашу", окончит гимназию, поступит в Петербургский университет, женится на дочери близкого друга А. Н. Бекетова, великого русского ученого Менделеева, Любови Дмитриевне, и будет на первых порах думать по окончании курса быть учителем русской литературы или служить в Публичной библиотеке.

Но вскоре определится истинное его призвание: "Саша стал известным поэтом, издал уже несколько сборников стихов, пишет во многих изданиях" (1908); "Саша очень известный и любимый поэт" (1912).

На записи 1912 года повествование "Касьяна" обрывается, так что он ничего не может поведать нам о Блоке - авторе драмы "Роза и Крест" и поэм "Соловьиный сад" и "Двенадцать". И конечно же, он оставляет неразгаданным самый процесс превращения "Сашурочки" в великого поэта.

Блок говорил, что писательские творения - "только внешние результаты подземного роста души" (V, 369-370). О ходе этого роста можно подчас только догадываться. Это-сложнейшее производное от разнообразнейших жизненных событий и впечатлений, от огромнейших до почти незаметных.

Много лет спустя мать Блока писала, что "он - очень напряженный и чувствительный аккумулятор"2. Это глубоко верно и во многом объясняет, почему именно Блок превратился в величайшего трагического поэта эпохи.

Блоку было что "аккумулировать" уже в атмосфере самой его семьи.

"...И ребенка окружили всеми заботами, всем теплом, которое еще осталось в семье, где дети выросли и смотрят прочь, а старики уже болеют, становятся равнодушнее, друзей не так много, и друзья уже не те - свободолюбивые, пламенные,-говорится в набросках планов блоковской поэмы "Возмездие", во многом носящей автобиографический характер. - ...Семья, идущая как бы на убыль, старикам суждено окончить дни в глуши победоносцевского периода. Теперь уже то, что растет,- растет не по-ихнему, они этого не видят, им виден только мрак" (III, 462).

За этой конспективной записью - плоды не только позднейших "ума холодных наблюдений", но и непосредственных "горестных замет" детского и юношеского сердца, которое внезапно смутно ощущало противоречия, проступающие сквозь "прелесть той семьи".

Старшие Бекетовы не могли понять не только "незнакомца странного", "демоном" ворвавшегося в их семью,- А. Л. Блока, но и свою собственную младшую дочь, полную каких-то неясных томлений и резко сменяющихся настроений. "...меня пять человек, а может и больше", - признавалась она сестре уже на склоне лет3.

"Уже кругом - 1 марта, - говорится в тех же набросках поэмы. - И вот предвестием входит в семью "демон" (III, 461).

1 марта 1881 года-день убийства народовольцами царя Александра II. Мысль Блока очень глубока и интересна: общественное брожение, напряженность, кризисность проявляют себя всюду, в самых разных жизненных областях.

"Мы знаем гуртовые события, а не судьбы лиц, находившихся в прямой зависимости от них и в которых без видимого шума ломались жизни и гибли в столкновениях. Кровь заменялась слезами, опустошенные города - разрушенными семьями, поля сражений - забытыми могилами",- писал об одном переломном историческом моменте Герцен.

Как в герое блоковской поэмы, так, вероятно, в свое время и в самом авторе "все сильнее... накоплялось волнение беспокойное и неопределенное" (III, 460) и напряженно искало себе выхода и имени.

Эти настроения, а также родственные и дружеские связи сблизили Блока в начале века с группой так называемых молодых символистов, в особенности с Андреем Белым (псевдоним Бориса Николаевича Бугаева) и с Сергеем Соловьевым.

Символизм - одно из самых сложных и противоречивых направлений в русской литературе рубежа веков. Истоки символизма были довольно многообразны, различные писатели приходили к нему глубоко индивидуальными путями, придавая этому течению крайнюю пестроту, когда даже признанные "лидеры" его решительно расходились порой друг с другом в определении "метода чистого символизма".

С одной стороны, символисты опирались на идеалистические идеи Платона и любили выражать их гетевскими словами: "Все преходящее только символ". Для них все становилось мистическим, волнующе неясным. На каждый предмет ложится "отблеск, косой преломившийся луч божеского". Каждое событие земной жизни лишь обозначает, символизирует нечто, совершающееся в ином, идеальном, потустороннем мире.