Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1 полностью

го поэта в роли Самозванца, у ног Марины, в обличии

Барона, с монетой в руке у сундучка с деньгами, и, нако­

нец, Дон-Жуаном, стоящим у кресла Донны Анны. Опять

та же простота в костюмах, особенно в костюме Дон-Жу­

ана, который дан по внешности весьма примитивно, с явно

накладными усами и в одежде, только что снятой с Са­

мозванца и тут же наскоро пригнанной к роли. (Это был

голубой атласный кунтуш, отделанный серебром, спе­

циально сшитый мамой и тетей для роли Лжедмитрий.)

Воспоминание о «Каменном госте» хранит еще сле­

дующий совсем деревенский анекдот: Командора играл

один из крестьянских подростков, и его появление, пере­

одетого и напудренного, в самом драматическом финале

этой маленькой пушкинской трагедии вызвало ремарку

из публики: «Вишь, Ваньку-то мукой намазали». Взрыв

хохота, Донна Анна лежит в обмороке, потрясаемая

смехом, и бедный Дон-Гуан не знает, что ему делать:

132

смеяться ли вместе со всеми или трагически умирать на

подмостках.

Сцена у фонтана была внешне обставлена блестяще.

Один юный инженер, из партии враждебной бобловскому

театру, решил показать свое искусство: устроил на сцене

настоящий фонтан, который бил и играл при свете луны,

на фоне настоящих деревьев.

Но и здесь не обошлось без помехи. Когда поднимался

занавес, то он занес с собой вверх несколько травинок

(сцена была усыпана свежей травой), это мешало смот­

реть, так как сцена была довольно низкой. И Дмитрию

все хотелось сделать такой жест, чтобы задеть как бы

нечаянно эту траву и смахнуть ее. Это отвлекало и ме­

шало играть. И еще одно обстоятельство портило дело.

Однажды на репетиции Блок оговорился:

Монашеской неволею скукчая.

Поднялся смех, хохотал и он сам. Но всякий раз, дой­

дя потом до этого места, он или останавливался, ИЛИ го­

ворил «скукчая». На спектакле эту строчку он сказал на­

рочно потише, чтобы не попасть впросак.

Одним словом, в этом Пушкинском вечере было не

без приключений, которым всегда полагается быть на

любительской сцене.

Играли в Боблове и на третье лето, 1900 года, но

Блок уже охладевал к этим затеям, почитая себя несколь­

ко выросшим. В мае 1900 года он, видимо, под влиянием

возвращения в деревню, в Шахматово и Боблово, вспо­

минает пережитое в третьем году уже как отошедшее:

Близка разлука. Ночь темна. 7,5

А все звучит вдали, как в те младые дни:

Мои грехи в твоих святых молитвах,

Офелия, о нимфа, помяни.

И полнится душа тревожно и напрасно

Воспоминаньем дальним и прекрасным.

У Менделеевых ставят сцену из «Женитьбы», он не

участвует, так как идут лишь женские роли. Затем в те­

чение двух месяцев репетируют «Снегурочку», но не до­

водят до конца. Блок — в роли Мизгиря, Любовь Дмит­

риевна — Снегурочка. В это третье лето Александр Алек­

сандрович играл только в водевиле «Художник Мазилка»,

вел главную роль и, говорят, был очень комичен.

Сентябрь 1922

133

Л. Д. БЛОК

И БЫЛЬ И НЕБЫЛИЦЫ О БЛОКЕ И О СЕБЕ

Dichtung und Wahrheit.

Goethe *

И к былям небылиц без счету прилыгал.

<Крылов> 1

— Да, наверно все так и было!

— Мои рассказы, как все человече­

ские слова, правдивы наполовину.

— Да, наверно все так и было. Да,

я это утверждаю! Потому что, слушая

вас, я страдал...

«Отелло» А. де Виньи

<Благословляю все, что> было.

Я лучшей доли не искал.

О, сердце, сколько ты любило!

О, разум, сколько ты пылал!

А. Блок

Непробудная... Спи до срока.

<А. Блок> 2

<1>

Когда писатель умер, мы болеем о нем не его скор­

бью. Для него нет больше скорби, как отдаться чужой

воле, сломиться.

Ни нужда, ни цензура, ни дружба, ни даже любовь

его не ломали; он оставался таким, каким хотел быть.

Но вот он беззащитен, он скован землей, на нем лежит

* Поэзия и правда. Гете ( нем. ) .

134

камень тяжелый. Всякий критик мерит его на свой ар­

шин и делает таким, каким ему вздумается. Всякий ху­

дожник рисует, всякий лепит того пошляка или глупца,

какой ему по плечу. И говорит: это Пушкин, это Блок.

Ложь и клевета! Не Пушкин и не Блок! А впервые по­

корный жизни, «достоянье доцента», «побежденный лишь

роком»... 4

Мне ль умножать число клеветников? Ремесленным

пером говорить о том, что не всегда давалось и перу ге­

ниальному? А давно уж твердят, что я должна писать о

виденном. И я сама знаю, что должна: я не только ви­

дела, я и смотрела. Но чтобы рассказать виденное, нужна

точка зрения, раз виденное воспринималось не пассивно,

раз на него смотрела. Годятся ли те прежние точки зре­

ния, с которых смотрела? Нет, они субъективны. Я жда­

ла примиренности, объективности, историзма. Нехорошо

в мемуарах сводить счеты со своей жизнью, надо от нее

быть уже отрезанным. Такой момент не приходит. Я все

еще живу этой своей жизнью, болею болью «незабывае­

мых обид» 5, выбираю любимое и нелюбимое. Если я нач­

ну писать искренно, будет совсем не то, что вправе ждать

читатель от мемуаров жены Блока.

Так было всю жизнь! «Жена Александра Александро­

вича, и вдруг!..» Они знали, какая я должна быть, пото­

му что они знали, чему равна «функция» в уравнении:

поэт и его жена. Но я была не «функция», я была чело­

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии