Александр Блок

Как и Прутковский смех, смех Блока-драматурга всеобъемлющ, он обращен и на мистицизм, и на «реализм» одновременно. А главная дерзость – это выставление личной драмы автора в виде комического любовного треугольника Арлекин – Пьеро — Коломбина. «Саша заметил, к чему идет дело, все изобразив в “Балаганчике”», – скажет потом Любовь Дмитриевна (согласно дневниковой записи Е. П. Иванова от 11 марта 1906 года). Да, изобразил, причем при всем комическом схематизме кое-что угадано с предметной точностью:

Ах, тогда в извозчичьи сани
Он подругу мою усадил!

Мы вспомним эти строки, когда речь пойдет о событиях конца февраля 1906 года.

Но это еще не все. Перед зрителем «Балаганчика» проходят три пары влюбленных. Три диалога, три типа отношений.

Сначала — идиллическая пара («он в голубом, она в розовом»), которую на миг тревожит «кто-то темный», что стоит у колонны (Белый переименован таким образом? А может быть, наоборот: «Белый» как раз «в голубом», а «темный» – это Блок, своим трагическим присутствием мешающий банальной любовной идиллии?). Затем – пара демоническая, беседующая в надрывно-инфернальном духе: он в черном плаще и в красной маске (скоро эту роль попробует разыграть в жизни сам Блок), она — в черной маске и красном плаще.

Наконец третья пара – средневековый рыцарь в картонном шлеме с деревянным мечом и его дама, которая, подобно эху, повторяет последнее слово каждой его реплики (эта роль в театре жизни достанется актрисе, о которой речь еще впереди):

«Он

О, как пленительны ваши речи! Разгадчица души моей! Как много ваши слова говорят моему сердцу!

Она

Сердцу».

Беспощадная пародия на любовную лирику. Убийственная карикатура на любовь как таковую. Не занимается ли всякий влюбленный (поэт в том числе) самообманом, принимая простое эхо за глубокое ответное чувство?

Такие опустошающие душу сомнения стоят за легкостью и блеском блоковской театральной иронии. Сочинить такое мог только человек, дошедший до края отрицания. Готовый к абсолютному одиночеству.

Может быть, Блок в этот момент даже допускает для себя возможность расстаться с самым дорогим в жизни. Два с половиной года назад, во время венчания, Люба по ошибке выпила всю чашу вина, не оставив ему ни капли. Что ж, счастье – это для нее.

А для него – новые муки, яд продажной петербургской любви. Это и способ морального самоубийства, и бегство в иную реальность:

Лазурью бледной месяц плыл,
Изогнутый перстом.
У всех, к кому я приходил,
Был алый рот крестом.

Взоры этих женщин то кажутся тупыми и тусклыми, то светятся страданием и отчаянием. Во всем — отрава. Красные бархатные портьеры. Диван — как змей, сжимающий гостя. Чем хуже, тем лучше. Чашу порока и унижения хочется испить до конца:

Но, душу нежную губя,
В себя вонзая нож,
Я в муках узнавал тебя,
Блистательная ложь!

«Блистательная ложь» — формула, которая объемлет всё. Беглые свидания со жрицами порочной любви. Коварную красоту всемирного города. Стихию театрального лицедейства, которая все больше затягивает и Блока, и Любовь Дмитриевну… И что есть сама поэзия, как не блистательная ложь? В безумно-мучительном разврате поэту видится та же вечная тайна, что и в мировом культурном предании:

О, запах пламенный духов!
О, шелестящий миг!
О, речи магов и волхвов!
Пергамент желтых книг!

И безымянная проститутка из заведения, «где властвовал хаос», предстает в финале стихотворения как «волхва неведомая дочь». Почти кощунство: ведь строчку Владимира Соловьева «темного Хаоса светлая дочь» «соловьевцы» некогда шутя применяли к дочери Дмитрия Ивановича Менделеева… Заметила ли эту перекличку Любовь Дмитриевна, когда своей рукой переписывала «Лазурью бледной месяц плыл…» в блоковскую тетрадь? А сам автор добавил в конце: «Январи 1905—6 г.». Это он для себя.

«Балаганчик» закончен 23 января 1906 года, после чего начинается подготовка новой, еще не названной книги. Была встреча с Брюсовым на «среде» у Вячеслава Иванова; на этот раз понравились друг другу. Брюсов отдает стихам Блока пятый номер «Весов» и обещает способствовать выходу новой книги в «Скорпионе». Белый во всем этом принимает душевное участие, охотно выступая посредником между Блоком и издательством.

Продолжается общение появляется сестра Зинаиды Гиппиус – Татьяна, художница. Начинается работа над живописным портретом Блока, причем «Тата» не очень дружелюбно настроена к Любови Дмитриевне.