Александр Блок

Насчет места написания — ошибка вышла: не на островах слагалось стихотворение, а в Озерках — петербургском пригороде. Но это пустяк, а любопытен здесь иронический пересказ Белым легендарного блоковского шедевра: такая издевка, почти пародия — и это много лет спустя, когда «Незнакомка» уже стала вещью хрестоматийной. Явная ревность, творческая. И есть к чему ревновать, даже завидовать.

В «Незнакомке» снято противоречие между «элитарностью» и «массовостью», говоря современным языком. Символическая многозначность, мистическая таинственность, причастность к культурному преданию — все это на месте, а плюс к тому добавились демократическая доступность, сюжетная внятность, вызывающая эмоциональная простота.

По вечером, над ресторанами…

С первой строки задается особенный музыкальный тон магический и в то же время комфортно-доверительный. Четырехстопный ямб в этой строке предстает в виде пеона (то есть четырехсложные стопы с ударениями на последнем слоге). Это в сочетании с дактилическим окончанием (ударением на третьем слоге с конца) создает эффект протяжности. Рифмующиеся гласные «а» окружены сонорными согласными, раскатистыми «р» и носовыми «м» и «н». Вечное лирическое слово «вечера» непринужденно и естественно согласовано с прозаически-бытовыми «ресторанами».

Это камертон. А второй стих – отрывист, резок, с четырьмя ударениями на разных гласных:

Горячий воздух дик и глух.

Поединок поэзии и прозы, причем поэзия постепенно берет верх, в непривычном свете выставляя быт и скуку:

И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки.
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.

Сплошь будничные слова, а меж тем картина создается загадочная. Слова «заламывая» и «испытанные» так поставлены в стих, что «заламывается» ритм (Юрий Тынянов потом назовет ритмику этих строк «синкопическими пеонами»).

Аккорд «И каждый вечер…» повторяется трижды. После описания дачного быта этими же словами вводится тема героя:

И каждый вечер друг единственный

В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирён и оглушен.

«Друг единственный» — сказано о собственном отражении. Гипербола одиночества и нелюдимства. Но — странное дело – в этих словах нет высокомерной замкнутости. Этого виртуального «друга» автор сравнивает с собой: «Как я, смирён и оглушен…» Не просто раздвоение, а удвоение. Возникает место для читателя, который может применить лирическое «я» к самому себе. Тем более что «оглушенных» вином посетителей здесь немало:

А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!» кричат.

Хотя и «с глазами кроликов», но все же по-латыни изъясняются. То есть пьянство у них не бытовое, а с философией — философией мармеладовского отчаяния («в питие сем сострадания и чувства ищу») или богемного разгула.

И тут заветная формула звучит в третий раз, открывая главную тему:

И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.

И медленно, пройдя меж пьяными,

Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами.

Она садится у окна.

Заметим, что слово «Незнакомка» — только в названии стихотворения, в самом тексте оно не употребляется ни разу, что еще усиливает эффект таинственности. Кто она? Аристократка, пришедшая из другой эпохи, «дама былых времен» (по выражению Франсуа Вийона)? Да. «И веют древними поверьями / Ее упругие шелка…» Но в то же время что за женщина может в одиночестве прийти в ресторан и сесть там у окна? Образ строится на сочетании контрастов, он несводим к житейской реальности. Его ближайшие литературные прецеденты — красавица из «Невского проспекта» Гоголя, «инфернальницы» Достоевского: Настасья Филипповна из «Идиота», Грушенька из «Братьев Карамазовых».

О Незнакомке станут говорить, что это новое, земное воплощение Прекрасной Дамы, но этот не менее идеальный и мечтательный образ существует не только в сознании лирического героя, это еще и проекция того уникального, что есть в нем самом:

В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.