Общение студентов с Дейнекой не ограничивалось изучением тайн технологий и приемов. От него исходила и передавалась ученикам любовь к живописи, к жизненной самоорганизованности художника, любовь к сдержанным цветовым гаммам, в основе которой земляные краски, органичные в нашей жизни, любовь к естественному восприятию цвета и традиционному фресковому восприятию спокойствия и умиротворенности. По воспоминаниям Жареновой, Дейнека не терпел фальши и предательства. «Несколько раз он закрывал дверь мастерской перед Ученым советом, думая, что его проверяют и ему не доверяют», — вспоминает художница, отмечая, что Дейнека немало пострадал от несправедливости и враждебного отношения к себе чиновников, но при этом чутко и нежно относился к студентам. Однажды, во время пребывания в Ленинграде, студенты обмолвились Дейнеке, что им задержали стипендию и чтобы он, когда приедет в Москву, напомнил об этом институтскому руководству. «Александр Александрович, не говоря ни слова, проверил свои карманы — вытащил 600 рублей (в то время это были большие деньги) и отдал студентам, извинившись, что больше у него нет», — пишет Жаренова.
Дейнека мог без труда подвезти студентов на своей машине, если они далеко жили. Жаренова вспоминает, как они с мужем работали над росписями для международной выставки в Лондоне и не появлялись в институте несколько месяцев. Пришло время получать деньги за работу, и в кассу стояла небольшая очередь. «Вдруг прямо за мной встал Александр Александрович — я испугалась из-за того, что профессор понял наши пропуски занятий. Но Александр Александрович похлопал меня по плечу, сказав, что зарабатывать тоже необходимо — так гроза прошла мимо», — делится она в воспоминаниях таким эпизодом.
Среди студентов был известен случай, произошедший с Иваном Шацким, который никак не мог закончить дипломную работу на тему о пребывании советских моряков в Индии. Хотя до защиты оставалось чуть меньше двух недель, работа не клеилась. Дейнека время от времени заходил проверить, как продвигаются дела у дипломника, но рисунок был вялый, колорит неинтересный. Дейнека вошел в спортивный зал, где стояло огромное полотно, а Иван Шацкий отправился в магазин за коньяком и лимоном. Александр Александрович работал почти четыре часа, всё переписал и приказал ничего не трогать. На защите Шацкому поставили высшую оценку — пятерку.
По воспоминаниям Жареновой, нельзя утверждать, что Дейнека был идеальным учителем. «Он был очень непостоянен, непредсказуем. Сегодня мог говорить одно, завтра совершенно противоположное», — вспоминает она, отмечая, что Дейнека был подвержен настроениям и эмоциям. «Мог прийти в хорошем расположении духа, но, тут же наткнувшись около двери на мольберт, мог развернуться и уйти, хлопнув дверью. И, наоборот, приехав в институт после домашних неприятностей и поговорив с нами, молодыми, непосредственными и необтертыми еще жизнью, уезжал в совершенно хорошем настроении», — вспоминает Элеонора Жаренова.
1957 год стал для Дейнеки годом полной реабилитации и возвращения в парадный строй советского искусства. В Москве прошла его большая выставка, после которой ему присвоили звание заслуженного деятеля искусств РСФСР, и он стал действительным членом Академии художеств СССР. В советской прессе снова появились публикации о творчестве Дейнеки, которые на все лады расхваливали его и славили, словно по команде, его «неординарность» и «художественное значение». Художник Евгений Кибрик писал, что в каждом своем произведении Дейнека «открывает неожиданный и увлекательный смысл вещей». Почему же произошел такой поворот?
Всё объясняется очень просто: в январе 1957 года главный оппонент Дейнеки Александр Герасимов уходит в отставку с поста президента Академии художеств «по состоянию здоровья». Исполняющим обязанности становится Борис Иогансон (автор картины «Допрос коммунистов», считавшейся парафразом картины Дейнеки «В штабе белых»), умевший ладить и с властями, и с художниками. В конце мая 1958 года проходит сессия общего собрания Академии художеств СССР, которая утверждает Иогансона президентом. Вице-президентами становятся Владимир Александрович Серов и Матвей Генрихович Манизер, главным ученым секретарем — Петр Матвеевич Сысоев. Дейнека, как и Николай Васильевич Томский, становится членом президиума академии. Однако не все были в восторге в связи с тем, что Александра Герасимова не избрали ни в какие руководящие органы Академии художеств. На собрании партийной группы академии скульптор Заир Исаакович Азгур и живописец Евгений Александрович Кацман выразили недоумение тем, что «такой крупный деятель, как Герасимов, не был включен в руководящие органы академии». Однако их предложения не были поддержаны большинством партийной группы: время сталинистов бесповоротно уходило в прошлое.