Александр Дюма Великий. Книга 2

Остается проблема распределения ролей. Что касается мужчин, то тут никаких трудностей: две главные роли сыграют Фирмен и Локруа. Но кто же сыграет Габриеллу де Бель-Иль? Мадемуазель Марс только что исполнилось шестьдесят, любезные ее коллеги только что положили ей вполне заслуженную пенсию и уже потихоньку начинали заворачивать в саван «в могильных венках из бессмертников». Александр жалеет свою старую врагиню и поручает ей роль молодой героини. Он получает две с половиной тысячи вознаграждения, и очень кстати, так как Доманж вполне готов получить причитающиеся ему отныне авторские отчисления. Этот кокетливый ассенизатор как раз изображает из себя знатока, присутствуя на репетициях. Александр его терпит, но в тот момент, когда однажды он позволил себе прервать мадемуазель Марс, потому что ему не нравился конец акта, был немедленно отослан к своему основному занятию:

— Господин Доманж, — взревел Александр, — я не касаюсь вашего товара, не трогайте и вы мой!

Мари Дорваль присутствует на последней репетиции, сидя молча до самого конца. Но в финале, страшно завидуя Марс, она вскакивает и, упершись руками в бока, кричит Александру со своим чистым парижским акцентом: «Эти сукины дети драматурги в жизни для меня подобной роли не соорудили!» Но из нашего сегодняшнего далека я предпочитаю ту роль, которую она сыграла в «Антони». Доводы в пользу «Мадемуазель де Бель-Иль» скудны. При Людовике XV некая маркиза и некий герцог прекращают свою любовную связь. Она останавливает свой выбор на молодом офицере. А герцог обязуется соблазнить первую же попавшуюся ему на глаза женщину. Судьбе было угодно, чтобы ею оказалась Габриелла де Бель-Иль, невеста того молодого офицера. Отец Габриеллы заключен в Бастилию. Маркиза устраивает Бель-Илю и его дочери ночное свидание, а сама встречается с герцогом, выдавая себя за Габриеллу. И в темноте этот хам так и не узнает свою прежнюю любовницу, публично похваляясь своей победой. Офицер считает, что невеста изменила ему. Она же не может ему открыться. Он в отчаянии, она тоже. Все благополучно разрешается в пятом акте: папа выходит из тюрьмы, и герцог становится лучшим другом молодой супружеской пары. Конечно, это комедия положений, недоразумения и неожиданности сменяют друг друга, реплики остроумны, механизм действия отлично смазан, так что пьесу и сегодня читать не скучно (не играли ее с 1914 года), но все же от Александра ждали большего. Антони, Ричард Дарлингтон, Буридан и Маргарита Бургундская, аристократические негодяи в «Сыне эмигранта», Кин — всё это персонажи совершенно иного масштаба, нежели симпатичные марионетки в «Мадемуазель де Бель-Иль». Единственную вольность, которая содержалась в пьесе, была подвергнута цензуре целомудренными актерами Комеди-Франсез. Чтобы доказать, что она по-прежнему девственница, шестидесятилетняя мадемуазель Марс отдавалась своему жениху. Он выходил из-за кулис довольный, восклицая: «И я мог подумать, что она виновна!», как бы не так!

В апреле 1839-го в Париже практически ничего другого, кроме пьес Александра, не играют, хотя о его «кончине» и было объявлено всего лишь шесть месяцев назад. Серия премьер начинается 2 апреля («Мадемуазель де Бель-Иль» в Комеди-Франсез), за ней следуют «Алхимик» в Ренессанс (10 апреля) и «Лео Буркхарт» в «Порт Сен-Мартен» (16 апреля). Поскольку огромный успех первой пьесы покрыл его долги лишь частично, он пытается раздобыть деньги другими способами. Прощальный подарок мадемуазель Марс: он посвящает ей издание комедии, странным образом превратившейся в драму, как если бы старение считалось бы трагическим до такой степени. Не забывая о пополнении своего орденского обмундирования, он посылает рукопись королеве Испании Кристине[16]. Она же в знак благодарности дарует ему рыцарство ордена Изабеллы Католической, как если бы «Мадемуазель де Бель-Иль», которую характеризуют иногда как непристойность, не содержала бы ничего, что могло бы отпугнуть Кристину или оскорбить память Изабеллы. И, главное, поскольку официальная критика в лице Жанена и Сент-Бёва на сей раз прямо-таки захвалила Александра, он всерьез подумывает потеснить Гюго в Академии. «Скажи обо мне что-нибудь в «Revue» для Академии», — пишет он Бюлозу. И за какой-то год он силится стать респектабельным, чем и объясняется («Капитан Памфил» не в счет, он написан в предыдущем году) незначительность его публикаций 1839 года. В их мелководье рядом с ним лишь весьма посредственные писатели.