Александр Дюма Великий. Книга 2

<…> Возвращаясь к своим пенатам, он кардинально меняется. Одежда стесняет его, и он трудится в живописном неглиже нашего праотца. Он лежит на полу, как ньюфаундленд; ест он печенную в золе картошку, не очищая от кожуры: это Негр!»

Комментарий Бальзака на этот памфлет: «отвратительно глупо», «но это печальная правда». В 1845 году комедия Амадея Бурдона «Торговля белыми рабами» выводит на сцену некоего Алексиса Нуаро, который заставляет попотеть своих белых рабов. В 1854 году появится пародия на «Мушкетеров», дневник Александра под названием «Мушкетер, дневник господ Дюмануар и компании». И можно продолжать дальше в том же духе.

Пушкин, в 1837 году убитый на дуэли французским наемником на царской службе, гордо отстаивал свое африканское происхождение. Александр редко был на него похож. Его позиция по отношению к расовой проблеме по меньшей мере двусмысленна. Подобно Генералу, он берет к себе на службу настоящих чернокожих — Алексиса, уроженца Гаваны, и Поля из Абиссинии. Того и другого он опишет, как и других своих французских слуг, лентяями, пьяницами, но не воришками. Алексиса он выводит на сцену в «Истории моих животных» и как будто бы не случайно. Один пассаж из этой книги вызывает особенное чувство неловкости. Нежная Мари Дорваль приходит на обед к Александру. Приходит она не с пустыми руками, а, точнее говоря, с носильщиком, который ставит на пол огромную корзину.

«— Вот, — сказала она, открывая корзину, — я хочу тебе кое-что подарить.

Я приподнял охапку цветов и увидел нечто черное с огромными белыми глазами, оно копошилось на дне корзины.

— Ну-ка! — сказал я, — что бы это могло быть?

— Не бойся, оно не кусается.

— Правда, что же это?

— Это негр.

— В самом деле, негр!

И, погрузив обе руки в корзину, я схватил негра за плечи и поставил на ноги».

Человеческое существо, превращенное в предмет для подарка, разве дело здесь только в цвете кожи? Сорок лет спустя в «Подлинной истории»[3] Мопассан опишет обмен нормандской служанки на кобылу. В то же время Александр способен занять позицию, более соответствующую той, что восхищает прекраснодушных наших современников в конце XX века. Мы помним, как в 1838 году он писал своим «дорогим соотечественникам» на Гаити, предлагая поставить там памятник своему отцу. В том же году, когда газета рабовладельческой ориентации «Revue coloniale» объявила о своем намерении опубликовать его стихи, он посылает опровержение в орган аболиционистов «Revue des colonies»: «Во-первых, я почти не пишу стихов, исключая драматургию; затем, я ничего не обещал «Revue coloniale», которая к тому же ни о чем меня и не спрашивала. Все мои симпатии, напротив, естественным путем и по национальному признаку принадлежат как раз противникам тех принципов, которые защищают господа из «Revue coloniale»; и я хотел бы, чтобы об этом знали не только во Франции, но и повсюду, где есть у меня братья по расе и друзья по цвету».