Александр Дюма

В канцелярии Дюма застал своего бывшего начальника Удара, бледного от страха перед нарастающими событиями. Войска маршала Мармона как раз в это время собирались перед зданием и готовились двигаться к ратуше. Воинственный вид Александра встревожил мирного предводителя племени писцов. Не натворит ли этот безрассудный Дюма чего-нибудь такого, за что после придется расплачиваться всем приближенным его королевского высочества? Александр, забавы ради, сделал вид, будто целится через окно в строящиеся войска.

– Вы ведь сейчас уйдете отсюда, не правда ли? – жалобно спросил Удар.

– Не могу же я в самом деле в одиночку выступить против двух или трех тысяч человек? – весело отозвался бывший подчиненный.

Как только к зданию подтянулись последние солдаты, он вышел из Пале-Рояля, оставив Удара наедине с его страхами, и направился к центру Парижа.

На каждом перекрестке были выстроены баррикады. Студенты и рабочие объединились в своей ненависти к Бурбонам. Мирные обыватели, забившись в дальние углы своих квартир, затаились и выжидали. Над собором Парижской Богоматери развевался трехцветный флаг. Александр, охваченный восторгом, собрал кучку добровольцев и решил вместе с ними выступить к ратуше. Высокий рост, пылающий отвагой взгляд, двустволка и соответствующий обстоятельствам костюм естественным образом делали его руководителем штурма. Когда маленький отряд показался у перекинутого через Сену подвесного моста, пушка, заряженная картечью, скосила первые ряды наступающих. Александр приказал подобрать раненых и открыть огонь по канонирам, укрепившимся на том берегу. Те ответили двумя залпами, после чего началось контрнаступление войск. Мятежники, которых теснили штыками, в беспорядке отступали. Александр бежал среди прочих.

Попытка штурма провалилась, но, несмотря ни на что, Александр был доволен тем, как вел себя под вражеским огнем. Его отец-генерал, смотревший с небес, мог им гордиться!

Тем временем от героических поступков у него разыгрался аппетит, настало время подкрепиться. Александр, оглянувшись в поисках дружеского приюта, наугад постучался к художнику Гийому Летьеру. Его встретили с почестями и пригласили к ужину. Он пил и ел за четверых. Сын Летьера отправился за новостями и вернулся радостный. Мятежники повсюду одерживали победы. Говорили, будто депутаты от оппозиции во главе с Жаком Лаффитом и Казимиром Перье пытаются вступить в переговоры с маршалом Мармоном, но тот не идет на уступки, поскольку рассчитывает, что из провинции явятся на подмогу войска, которые окончательно сломят сопротивление революционеров-недоучек. Александр, разочарованный известием, задумался над тем, не придется ли ему бежать за границу, чтобы не подвергнуться репрессиям. Вспомнив, что у него были отложены на поездку в Алжир три тысячи франков, он попросил младшего Летьера сбегать к нему домой и принести деньги вместе с паспортом. Все это хранилось в маленьком шкафчике, ключ от которого Дюма ему дал, заодно поручив зайти в дом семь по той же улице и передать Белль, должно быть, сильно встревоженной, письмо, в котором заверял, что цел, невредим и не имеет ни малейшего намерения «совершать безрассудные поступки».

Молодой Летьер проворно исполнил это двойное поручение и вскоре вернулся с сообщением, что предместье Сен-Жермен полностью перешло в руки их друзей. Теперь, поскольку чаша весов, похоже, качнулась в правильную сторону, Александр решил сходить к Лафайету, с которым прежде не раз встречался, и поинтересоваться его ближайшими планами. Встреча состоялась через час, но Лафайет пребывал в нерешительности.

– Я покидаю депутатов! – вздохнул он. – С ними ничего не сделаешь!

– А почему бы вам не сделать то, что считаете нужным, в одиночку? – бесцеремонно спросил Александр.

– Пусть мне предоставят возможность действовать – я готов! – ответил генерал.

Этот ответ, который можно было расценивать как согласие, привел Александра в восторг, и он тотчас передал слова Лафайета Этьену Араго. Затем они вдвоем поспешили в редакцию газеты «National», сотрудники которой как раз в это время обсуждали возможность создания временного правительства, куда могли бы войти Лафайет, генерал Жерар и герцог де Шуазель. Александр поддержал их. Конспираторы без колебаний составили предназначенную для прессы прокламацию соответствующего содержания, не постеснявшись подделать подписи заинтересованных лиц. Вполне удовлетворенный этой патриотической фальшивкой, Александр вернулся домой с чувством, что не зря потерял время, бегая по улицам города и по редакциям газет.

«Поскольку за день я очень устал, – напишет он потом в своих мемуарах, – то крепко уснул под гул большого колокола собора Парижской Богоматери и неравномерное потрескивание редких запоздалых и случайных выстрелов».