Александр Градский. Гранд российской музыки

– Не хохми. Обычный. Главное, чтобы была возможность на него присесть. Это мелочи, конечно, но дело вовсе не в унитазе, а в том, что я, к примеру, на «Голосе» захотел хор привезти, тысячу долларов заплатил за автобус, они приехали раз, потом еще… Я же на Первый канал не пошел с просьбой: «Дайте мне автобус, чтобы привезти детей из Клина», – а спокойно заплатил. Тихо и мирно. Приехал хор, охренительно спел. Потом они еще раз приедут, уже 13 декабря. Мне ни с кем не надо договариваться. И объяснять: «Знаете, нам надо детей привезти, тридцать человек, из города Клин». Меня отошлют в одну редакцию, во вторую редакцию, в третью, потом – на х**. Я спросил руководителя хора: «Вы можете автобус заказать?» – «Да, можем». – «Сколько стоит?» – «Столько-то». Ну, бутерброды, кола, горячее… Я говорю: «О’кей, везите». И вопрос решился.

О несоизмеримости. Такая вышла story

Эта беседа легла в основу материала для журнала Story, обложку коего украсил портрет Градского из той фотосессии Михаила Королева, что я числю самой удачной в серии рок-портретов (одно из этих изображений и на обложке первой книги об АБГ).

СЕМЕЙНОЕ

– Почему помимо бабушки, матери и детей никогда не поминаются в интервью другие родичи? Не было близких отношений? Были конфликты в детстве?

– Неправда. Было много о папе, дяде и второй бабушке. О маме чаще – это так… скорее всего, потому что первая моя потеря – это она…

* * *

Градский мне рассказывал:

– Родители слушали музыку, – вот и первый императив. Второй – то, что в средних семьях стало модно отдавать детей в музшколу. И это стоило семь рублей пятьдесят копеек в месяц. Меня попросили прохлопать, протопать, и я попал в Гнесинскую школу (по классу скрипки). Потом мой педагог ушел из Гнесинской, перешел в районную, и за ним тридцать человек ушли. А дальше увлечение The Beatles привело меня к мысли, что надо продолжать образование: сначала в Гнесинском институте, потом в Московской консерватории.

Интересно, что у Градского никогда не было явного «головокружения от успехов». Может быть, оно случилось при рождении? Ведь внимание к себе и дань, которую его талантам отдавали большие профессионалы, АБГ воспринимал скорее как должное, нежели как везение, удачу или аванс. Он не страдал чувством малоценности, болезнью многих штучных людей.

Даже для прекрасной Мэрилин Монро рукоплескания мира были испорчены страхом разоблачения, ведь саму себя она считала не очень хорошей актрисой…

Многие творческие люди порой теряют веру в свой путь, но только не Градский.

В семидесятые Александр-Борисыч уже собирал большие залы, был востребованным в тусовке как модной, так и немодной молодежи, а когда сменилась эпоха и на сцену вышли рок-герои восьмидесятых, затмившие по масштабам информационного успеха все, что было раньше, АБГ особо этого не заметил, потому что по-прежнему «собирал дворцы спорта» (в отличие от многих новых «звезд»).

На манифест Виктора Цоя «Мы ждем перемен» он ответил ироничным: «А мы не ждали перемен, и вам их тоже не дождаться» – и продолжал жить, как жил.

Градский из тех художников, которые постоянно находятся в процессе рождения очередного творения. Причем в его случае оно может быть не только музыкальным, но и стихотворным – в 2011 году вышла книга его стихов «Избранное», которая продержалась на лидерской позиции продаж несколько недель (наша беседа, посвященная выходу издания, – в этом же разделе, ниже).

Как поэт, Градский заслуживает, я считаю, самого большого внимания:

Когда я был моложе и недалек умом,
Все верил, что судьбою я отмечен.
О струны рвал рук кожу и думал лишь о том,
Как мне себя скорей увековечить.
Я думал, надо проще быть, за хвост ловить момент
И много значить или означать,
И мне на ГЛАВНОЙ площади поставят монумент,
Чтобы под ним свиданья назначать.
И я, на население взирая свысока,
Всех попирая бронзовой пятою,
Являл собою б мнение, что надо жить наверняка
С чугунным лбом и со спиной литою.
И вот сбылась идейка, и стал известен я,
Но не таким, каким был в самом деле.
Судьба моя – индейка, тупая бестия.
Купили нас, зажарили и съели.