Александр Градский. The ГОЛОС, или «Насравший в вечность»

При прочтении его стихи мне были более понятны, чем когда он их исполнял под гитару. Порой он так прикрикивал и верещал, что терялась половина слов и смысла. Я предложил ему поработать над аккомпанементом и артикуляцией, если он собирается исполнять свои песни и дальше. Мы просидели 4–5 часов, и встреча была действительно интересной, поскольку я даже забыл о том, что у жены в этот момент был отходняк после операции, связанной с близорукостью. Ей резали глаз, и я должен был ходить все время капать ей успокоительное. Обычно свои домашние обязанности я не забываю. Потом мы попрощались. Саша оставил мне подборку стихов с хорошей надписью и посетовал, что вот, дескать, выступаю то там, то здесь, а все никак не могу пробиться. На что я ему ответил: „Вам сколько? 23–24 года. Вы пробиваетесь пару лет. А мне уже 35, и я пробиваюсь почти двадцать. Так что наберитесь терпения. У вас еще есть лет десять“. На следующий день позвонил Троицкий и поинтересовался: „Ну, как тебе?“ Я сказал, что, по-моему, это талантливый человек и видно, что он тщательно работает над стихом. А что я мог еще сказать? Какую поддержку оказать? Устроить его на работу в филармонию? Вряд ли бы он согласился на это. Да, и у меня самого в тот год были страшные худсоветы. Троицкий оспорил мое утверждение о долгой работе Башлачева над стихами и воскликнул: „Да ты что?! Он их как Бог на душу положит выдает!“ Я рассмеялся: „Ну, тогда он просто гениальный парень!“ Вскоре это было подано как снисхождение мастера к будущему гению. Чушь какая-то! На самом деле все было не так, и вообще все разговоры начались после его смерти. В журнале „Юность“ работал мой друг Юра Зерчанинов, и я несколько раз упоминал ему о Башлачеве. Когда Саша погиб, мы решили опубликовать несколько его стихотворений. Я написал вступительную статью, даже не статью – строк двадцать. Но Троицкий считал себя главным „башлачевцем“ и, видимо, обиделся, что вступление доверили не ему. Хотя я не помню ни одного его материала о Башлачеве, пока тот был жив».

Комментарий Александра Борисовича Градского (успевшего в режиме курортного цейтнота прочитать по диагонали рукопись настоящей книги летом 2012 года в Крыму): – Спустя много лет Таня Щербина, очень близко знавшая Саш-Баша, сказала мне, что я был прав, а Троицкий – нет, в том, что Башлачев на самом деле всегда помногу работал над стихами, чему она была свидетелем.