На крутом берегу реки вырос дом, рядом с ним находился шатер с золоченым верхом. От дома уходила прямая аллея, усаженная цветами. Она переходила в дорогу, ведшую через мост, украшенный трофеями,– по полю, на котором возвышался расписанный павильон; за павильоном стояла хижина, а напротив – каменная глыба с надписью: «Храни златые камни» – символ «незыблемой основы благосостояния России при Екатерине II», то есть ее
Подрастая, Александр стал все реже посещать этот прелестный уголок, носивший название Александровой дачи. Затем для него наступил период полного забвения, олицетворявший чувства великого князя к бабке. Постепенно великолепный сад заглох, штукатурка и облицовка храмов осыпалась, озерцо высохло, павильоны заросли кустарником. К концу правления Александра время почти разрушило постройки и только где-то в глуши еще долго сохранялись печальные руины «храма Розы без шипов».
Часть вторая
ОТЦОВСКАЯ КАЗАРМА
Характер века – caute!36
I
Взгляну – и каждый подданный трепещет.
Шекспир «Король Лир», акт IV, сцена 6 (пер. М. Кузьмина)
Как только врачи объявили о смерти императрицы, Павел, не теряя ни минуты, отдал приказ о приведении двора к присяге. Церемония началась в полночь в придворной церкви. Сначала генерал-прокурор граф Самойлов зачитал манифест о кончине императрицы Екатерины II и вступлении на престол императора Павла Петровича; наследником престола объявлялся цесаревич Александр. Затем приступили к присяге. Первой на верность государю и супругу присягнула Мария Федоровна. Поцеловав крест и Евангелие, она прошла на свое императорское место, обняла Павла и поцеловала в губы и глаза. Вслед за ней, по старшинству, присягали дети государя,– они целовали отцу руку,– потом митрополит Гавриил и духовенство, за ними – сановники и прочие. Все закончилось глубокой ночью панихидой у тела покойной императрицы.
Под утро, по распоряжению государя, Александр в сопровождении Аракчеева и двух офицеров, расставил у дворца новые полосатые будки и часовых в гатчинских мундирах. Преобразование России в Гатчину началось.
По единодушному свидетельству очевидцев, никогда еще не было столь быстрой перемены во всем. Все изменилось «быстрее, чем в один день»: костюмы, прически, манеры, занятия. Первой пала французская, то есть, по мнению Павла, «революционная», мода. Выйдя наутро на прогулку, петербуржцы не узнали сами себя. Воротники и галстуки, прежде такие пышные, что закрывали подбородок, уменьшились и укоротились, обнажив тонкие шеи и выдающиеся вперед челюсти, которых раньше не было видно. Волосы вместо модной прически на французский лад (их завивали и закалывали сзади) стали зачесывать прямо и гладко, с двумя туго завитыми локонами над ушами, на прусский манер, связывая сзади, у самого корня, в пучок; обильно напомаженные и напудренные, они напоминали «наштукатуренную стену». Щеголи в изящных расстегнутых камзолах преобразились в скучных добропорядочных юношей в наглухо застегнутых костюмах прусского покроя, времен Фридриха II.
Немногие смельчаки, продолжавшие гулять в крамольных круглых шляпах и широких двубортных кафтанах, возвратились домой оборванными: полиция беспощадно раздирала запрещенные платья и срывала с голов шляпы. Даже английский посланник лорд Уитворт предусмотрительно перекроил свою круглую шляпу, опасаясь служебного рвения полицейских.