Александр I

Камердинер государя явился затем предупредить, что Его Величество посетит меня в двенадцать часов, и, несмотря на проливной дождь, визит этот состоялся в назначенный час. Государь, с любезностью самого гостеприимного хозяина, соблаговолил осведомиться, довольна ли я своим помещением и достаточно ли оно просторно, чтоб граф Ш*** мог в нем поместиться; при этом он любезно прибавил, что граф Ш*** – его старинный товарищ по оружию; наконец, он спросил, не предпочту ли я поместиться в «китайском городе», чтобы быть поближе к графине О***. Одно лишь доброе сердце может внушить такую высшую вежливость и такую деликатность! Александр сказал мне затем, что двор вскоре переедет в Петергоф, и пригласил меня последовать туда за ним. Уже зная от моей матери о положении моих дел, он соблаговолил выразить мне свое участие. Я кратко пояснила ему все обстоятельства и, прося о предоставлении мне взаймы ссуды из Государственного банка на более выгодных условиях, чем те, которые установлены правилами, я принуждена была сказать государю, что граф Ш*** разделил часть своего состояния между своими детьми и что я приобрела остальную часть, с обязательством, в исполнение последней воли его отца, уплатить все его долги.

«Из этого следует, – сказал государь, – что у графа Ш*** нет ничего, а у вас – очень мало».

«К сожалению, Ваше Величество, это истинная правда», – отвечала я.

Государь уверил меня в своем неизменном участии ко мне и сказал, чтобы я представила ему записку об этом деле.

Говоря Его Величеству о впечатлении, которое произвел на меня Петербург, я, конечно, очень восхваляла красоту русской столицы.

«Да, – сказал государь, – это красивый город, но, в конце концов, это лишь каменные стены, и вы не найдете здесь того общества, которое вы оставили в Париже».

Я тогда повторила Его Величеству то, что я имела честь говорить ему раньше: что парижское общество, разъединенное столь различными интересами и взглядами, представляет мало привлекательного; что демон политики овладел всеми французами; что, начиная с бедного извозчика на козлах и торговки, продававшей спички в своей лавчонке, во Франции не было никого, кто бы не считал себя призванным не только читать, но и понимать ходячую газету, в особенности Constitutionner; что в самых блестящих салонах Парижа речь шла лишь о прениях в двух палатах и об образе действий министерства; наконец, что по необходимости и к несчастью, среди этого столкновения различных чувств, предубеждений, взглядов, касавшихся столь серьезных интересов, салонная беседа должна была с каждым днем утрачивать ту легкость, грацию, ту аттическую соль, которые некогда выделяли французов среди всех других европейских наций.

Прощаясь со мной, государь вновь соблаговолил уверить меня в своем участии и дружеском отношении ко мне и просил меня не считать его слова за пустые комплименты. Генерал О*** и его милая жена, со свойственной им любезностью, предложили показать нам парк Царского Села; он был отчасти создан государем или, по крайней мере, увеличен им и украшен. По его приказанию парк содержался в таком порядке и чистоте, как я нигде еще не встречала. Тысяча рабочих, ежедневно наполнявших парк, постоянно подметали дорожки, как только кто-нибудь проезжал в карете, верхом или даже проходил пешком; подчищали и подрезали газоны, которые были удивительно красивы. В нескольких шагах от дворца и в присутствии государя рабочие эти смеялись, пели; и довольство, которым они, по-видимому, пользовались, вливало в душу чувство радостного удивления при мысли о том, ктó давал им счастье.

Самыми замечательными сооружениями парка были Виндзорская башня, построенная в меньших размерах, но по точному образцу лондонской башни среди темного леса, театр и красивая ферма – одно из любимых развлечений императора Александра, которому интересно было следить там за полевыми работами. В этой ферме, украшенной трельяжем и хорошенькой французской голубятней, можно было увидеть на скотных дворах лучший скот всей Европы – тирольские коровы, швейцарские, венгерские, голландские, холмогорские и т. д., и стадо мериносов, которое паслось в парке. Внутренность фермы была выдержана в голландском стиле: стены из изразцов голубого фаянса, стеклянные шкафы с хозяйственными принадлежностями. Мне показали великолепно переплетенную счетную книгу, в которой государь ради развлечения сам записывал доходы от своих баранов; и он очень был доволен, что сукно его мундира было выработано из их шерсти.